1885 «На юг, говорили друзья мне, на юг…»* На юг, говорили друзья мне, на юг, Под небо его голубое! Там смолкнет, певец, твой гнетущий недуг, Там сердце очнется больное! Я внял их призывам – и вот предо мной, Синея в безгранном просторе, Блестит изумрудом, горит бирюзой. И плещется теплое море. Привет, о, привет тебе, синяя даль, Привет тебе, ветер свободный! Рассейте на сердце глухую печаль, Развейте мой мрак безысходный! О, сколько красы окружает меня!.. Как дальние горы сияют! Как чайки в лучах золотистого дня Над серым прибрежьем мелькают! Теряются виллы в зеленых садах, Откуда-то музыка льется, Природа вокруг, как невеста в цветах, Лазурному утру смеется… Но что это? В свадебном хоре звучат Иные, суровые звуки, В них громы вражды, затаенный разлад, Угрозы, и стоны, и муки!.. То море, то синее море поет; Разгневано синее море! Напев величавый растет и растет, Как реквием в мрачном соборе!.. 1885 «Это не песни – это намеки…»* Это не песни – это намеки: Песни невмочь мне сложить; Некогда мне эти беглые строки В радугу красок рядить; Мать умирает, – дитя позабыто, В рваных лохмотьях оно… Лишь бы хоть как-нибудь было излито, Чем многозвучное сердце полно!.. 1885 «За что? – с безмолвною тоскою…»* «За что?» – с безмолвною тоскою Меня спросил твой кроткий взор, Когда внезапно над тобою Постыдной грянул клеветою Врагов суровый приговор. За то, что жизни их оковы С себя ты сбросила, кляня; За то, за что не любят совы Сиянья радостного дня; За то, что ты с душою чистой Живешь меж мертвых и слепцов; За то, что ты цветок душистый В венке искусственных цветов!.. 1885 «Художники ее любили воплощать…»* Художники ее любили воплощать В могучем образе славянки светлоокой, Склоненною на меч, привыкший побеждать, И с думой на челе, спокойной и высокой. Осенена крестом, лежащим на груди, С орлом у сильных ног и радостно сияя, Она глядит вперед, как будто впереди Обетованный рай сквозь сумрак прозревая. Мне грезится она иной: томясь в цепях, Порабощенная, несчастная Россия, – Она не на груди несет, а на плечах Свой крест, свой тяжкий крест, как нес его Мессия. В лохмотьях нищеты, истерзана кнутом, Покрыта язвами, окружена штыками, В тоске, она на грудь поникнула челом, А из груди, дымясь, <струится кровь ручьями…> О лесть холопская! ты миру солгала! 1885
«Красавица девушка чудную вазу держала…»* Красавица девушка чудную вазу держала; Румяные вишни ее до краев наполняли; Но сердце той девушки было ничтожно и мелко; Змеистая трещина вазы хрусталь разъедала, А в вишнях созревших таились и ели их черви. 1885 «Не хочу я, мой друг, чтоб судьба нам с тобой…»* Не хочу я, мой друг, чтоб судьба нам с тобой Всё дарила улыбки да розы, Чтобы нас обходили всегда стороной Роковые житейские грозы; Чтоб ни разу не сжалась тревогою грудь И за мир бы не стало обидно… Чем такую бесцветную жизнь помянуть?.. Да и жизнью назвать ее стыдно!.. Нашим счастьем пусть будет – несчастье вдвоем… 1882 Певица* Затих последний звук, и занавесь упала… О, как мучителен, как страшен был конец! Конец! Но вся толпа вокруг еще рыдала, И всюду слышалось: «О, как она играла! Как пела вату ночь владычица сердец!» Ее, ее! Явись, сверкни своей красою! Дай нам увериться, что ты еще жива, Что это был обман, навеянный тобою, Красивый вымысел, нарядные слова! И снова занавесь взвилась! Перед глазами Всё тот же мрачный храм. Благоговейно ниц Склонялась тут толпа, и хор гремел мольбами, И таял фимиам душистыми струями, И арфы плакали под вздохи юных жриц… Теперь безмолвно всё… На сцене сумрак синий, Рабы, и витязи, и жрицы разошлись, И только чуждою и грозною святыней Темнеет в глубине гранитный Озирис… 1885 «Да, только здесь, среди столичного смятенья…»* Да, только здесь, среди столичного смятенья, Где что ни миг, то боль, где что ни шаг, то зло, – Звучат в моей груди призывы вдохновенья И творческий восторг сжигает мне чело; В глуши, перед лицом сияющей природы, Мой бог безмолвствовал… Дубравы тихий шум, И птиц веселый хор, и плещущие воды Не пробуждали грудь, не волновали ум. Я только нежился беспечно, безотчетно, Пил аромат цветов, бродил среди полей Да в зной мечтал в лесу, где тихо и дремотно Журчал в тени кустов серебряный ручей… |