Милый друг, не верь сияющим обманам!

Этот город – призрак: он тебе солжет, –

Он тебя пронижет ветром и туманом,

Он тебя холодным мраком обоймет.

Милый друг, не рвись усталою душою

От земли – порочной родины твоей, –

Нет, трудись с землею и страдай с землею

Общим тяжким горем братьев и людей.

Долог труд, зато глубоко будет счастье:

Кровью и слезами купленный покой

Не спугнет бесследно первое ненастье,

Не рассеет первой легкою грозой!

О, не отдавай же сердца на служенье

Призрачным обманам и минутным снам:

Облака красивы, но в одно мгновенье

Ветер разметать их может по горам!..

Да, хороши они, кавказские вершины,

В тот тихий час, когда слабеющим лучом

Заря чуть золотит их горные седины

И ночь склоняется к ним девственным челом.

Как жрицы вещие, объятые молчаньем,

Они стоят в своем раздумье вековом,

А там, внизу, сады кадят благоуханьем

Пред их незыблемым гранитным алтарем;

Там – дерзкий гул толпы, объятой суетою,

Водоворот борьбы, страданий и страстей, –

И звуки музыки над шумною Курою,

И цепи длинные мерцающих огней!..

Но нет в их красоте знакомого простора:

Куда ни оглянись – везде стена хребтов, –

И просится душа опять в затишье бора,

Опять в немую даль синеющих лугов;

Туда, где так грустна родная мне картина,

Где ветви бледных ив склонились над прудом,

Где к гибкому плетню приникнула рябина,

Где утро обдает осенним холодком…

И часто предо мной встают под небом Юга,

В венце страдальческой и кроткой красоты,

Родного Севера – покинутого друга –

Больные, грустные, но милые черты…

Томясь и страдая во мраке ненастья,

Горячее, чуткое сердце твое

Стремится к блаженству всемирного счастья

И видит в нем личное счастье свое.

Но, друг мой, напрасны святые порывы:

На жизненной сцене, залитой в крови,

Довольно простора для рынка наживы

И тесно для светлого храма любви!..

Но если и вправду замолкнут проклятья,

Но если и вправду погибнет Ваал

И люди друг друга обнимут, как братья,

И с неба на землю сойдет идеал, –

Скажи: в обновленном и радостном мире

Ты, свыкшийся с чистою скорбью своей,

Ты будешь ли счастлив на жизненном пире,

Мечтавший о счастье печальник людей?

Ведь сердце твое – это сердце больное –

Заглохнет без горя, как нива без гроз:

Оно не отдаст за блаженство покоя

Креста благодатных страданий и слез.

Что ж, если оно затоскует о доле

Борца и пророка заветных идей,

Как узник, успевший привыкнуть к неволе,

Тоскует о мрачной темнице своей?

И вот, от ложа наслажденья

И нег любви оторвана,

Перед судилищем она

Предстала с трепетом смущенья.

Греха открытого позор

К земле чело ее склоняет;

Она молчит – и только взор

Молить о милости дерзает…

Напрасны были б оправданья:

Еще греховные лобзанья,

Казалось, жгли ее уста,

Грудь сладострастно волновалась,

И вся звала, вся отдавалась

Ее нагая красота.

Она виновна, нет сомненья;

Но грозный час суда настал,

И рокового обвиненья

Никто промолвить не дерзал.

Закон суров, и казнь ужасна,

А эта падшая жена

Так упоительно-прекрасна,

Так беззащитно-смущена.

И в первый раз греховным взором

Смущен, бесстрастный круг судей

Сидел, замедля приговором

В немом волненьи перед ней..

Я не тому молюсь, кого едва дерзает

Назвать душа моя, смущаясь и дивясь,

И перед кем мой ум бессильно замолкает,

В безумной гордости постичь его стремясь;

Я не тому молюсь, пред чьими алтарями

Народ, простертый ниц, в смирении лежит,

И льется фимиам душистыми волнами,

И зыблются огни, и пение звучит;

Я не тому молюсь, кто окружен толпами

Священным трепетом исполненных духов

И чей незримый трон за яркими звездами

Царит над безднами разбросанных миров, –

Нет, перед ним я нем!.. Глубокое сознанье

Моей ничтожности смыкает мне уста, –

Меня влечет к себе иное обаянье –

Не власти царственной, но пытки и креста.

Мой бог – бог страждущих, бог, обагренный кровью,

Бог-человек и брат с небесною душой, –

И пред страданием и чистою любовью

Склоняюсь я с моей горячею мольбой!..

Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат,

   Кто б ты ни был, не падай душой.

Пусть неправда и зло полновластно царят

   Над омытой слезами землей,

Пусть разбит и поруган святой идеал

   И струится невинная кровь, –

Верь: настанет пора – и погибнет Ваал,

   И вернется на землю любовь!

Не в терновом венце, не под гнетом цепей,

   Не с крестом на согбенных плечах, –

В мир придет она в силе и славе своей,

   С ярким светочем счастья в руках.

И не будет на свете ни слез, ни вражды,

   Ни бескрестных могил, ни рабов,

Ни нужды, беспросветной, мертвящей нужды,

   Ни меча, ни позорных столбов!

О мой друг! Не мечта этот светлый приход,

   Не пустая надежда одна:

Оглянись, – зло вокруг чересчур уж гнетет,

   Ночь вокруг чересчур уж темна!

Мир устанет от мук, захлебнется в крови,

   Утомится безумной борьбой –

И поднимет к любви, к беззаветной любви,

   Очи, полные скорбной мольбой!..