С тех пор умчались годы,

И нет их, ярких снов фантазии моей:

Я стал в ряды борцов поруганной свободы,

Я стал певцом труда, познанья и скорбей!

Во славу красоты я гимнов не слагаю,

Побед и громких дел я в песнях не пою,

Я плачу с плачущим, со страждущим страдаю,

И утомленному я руку подаю!

И пусть мой крест тяжел, пусть бури и сомненья,

Невзгоды и борьбу принес он мне с собой, –

Он мне дарил зато и светлые мгновенья,

Мгновенья радости высокой и святой!

Я помню ночь: бледна, как тяжело больная,

Она слетала к нам с лазурной вышины,

С несмелой ласкою серебряного мая,

С приветом северной задумчивой весны.

Все окна в комнате мы настежь отворили

И, с грохотом колес по звонкой мостовой,

К себе и эту ночь радушно мы впустили

На скромный праздник наш, в наш угол трудовой…

А чуть вошла она – чуть аромат сирени

Повеял в комнате – и тихо вслед за ней

Вошли какие-то оплаканные тени,

Каких-то звуков рой из мглы минувших дней…

Тем, кто закинут был в столицу издалека,

Невольно вспомнились родимые края,

Убогое село, и церковь, и поля,

И над немым прудом недвижная осока;

Припомнился тот сад, знакомый с колыбели,

Где в невозвратные, младенческие дни

Скрипели весело подгнившие качели

И звонкий смех стоял в узорчатой тени;

Крутой обрыв в саду, беседка над обрывом,

Тропинка, в темный лес бегущая змеей,

И полосы хлебов с их золотым отливом,

И мирный свет зари за сонною рекой…

И наш кружок примолк…

                    Суровые лишенья,

Нужда, тяжелый труд и длинный ряд забот

Томили долго нас… мы жаждали забвенья –

И с тихой песнею любви и примиренья,

Как в детских снах моих, я выступил вперед.

Не пышный зал горел огнями предо мною:

Здесь, в бедной комнатке, тонувшей в полумгле,

Сияла только мысль нетленной красотою

В венце из терниев на царственном челе!

И голос мой звучал не для пустой забавы

Пресыщенной толпы земных полубогов:

Не требуя похвал, не ожидая славы,

Как брат я братьям пел, усталым от трудов.

Я пел сплотившимся под знаменем науки,

Я пел измученным тяжелою борьбой,

Чтоб не упали их натруженные руки,

Чтоб не рассеялся союз их молодой;

Я пел им светлый гимн, внушенный упованьем,

Что только истине победа суждена,

Что ночь не устоит перед ее сияньем,

Что даль грядущего отрадна и ясна;

И всё, что на душе от черного сомненья

Я сам, как ценный клад, в ненастье сохранил –

Все лучшие мечты, все смелые стремленья –

Всё в звуки песни той я вольно перелил!..

Я смолк… Мне не гремят толпы рукоплесканья,

Не падают к ногам душистые венки!

Наградою певцу минутное молчанье

Да чье-то теплое пожатие руки.

Но что со мной?.. О чем, откуда эти слезы?..

Как горд, как счастлив я, как ожил я душой!..

О родина моя, прими меня – я твой!..

И блекнут яркие младенческие грезы,

И осыпаются их призрачные розы

Пред счастьем, наяву блеснувшим предо мной!..

Когда бы я сердце открыл пред тобою,

Ты, верно, меня бы безумным сочла:

Так радость близка в нем с угрюмой тоскою,

Так с солнцем слита в нем глубокая мгла…

«Верь, – говорят они, – мучительны сомненья!

С предвечных тайн не сиять покровов роковых,

Не озарить лучом желанного решенья

Гнетущих разум наш вопросов мировых!»

Нет, – верьте вы, слепцы, трусливые душою!..

Из страха истины себе я не солгу,

За вашей жалкою я не пойду толпою –

И там, где должен знать, – я верить не могу!..

Я знать хочу, к чему с лазури небосвода

Льет солнце свет и жизнь в волнах своих лучей,

Кем создана она – могучая природа, –

Твердыни гор ее и глубь ее морей;

Я знать хочу, к чему я создан сам в природе,

С душой, скучающей бесцельным бытием,

С теплом любви в душе, с стремлением к свободе,

С сознаньем сил своих и с мыслящим умом!

Живя, я жить хочу не в жалком опьяненьи,

Боясь себя «зачем?» пытливо вопросить,

А так, чтоб в каждом дне, и в часе, и в мгновеньи

Таился б вечный смысл, дающий право жить.

И если мой вопрос замолкнет без ответа,

И если с горечью сознаю я умом,

Что никогда лучом желанного рассвета

Не озарить мне мглы, чернеющей кругом, –

К чему мне ваша жизнь без цели и значенья?

Мне душно будет жить, мне стыдно будет жить, –

И, полный гордости и мощного презренья,

Цепь бледных дней моих, без слез и сожаленья,

Я разом оборву, как спутанную нить!..

Я не щадил себя: мучительным сомненьям

Я сам навстречу шел, сам в душу их призвал…

Я говорил «прости» всем светлым убежденьям,

Все лучшие мечты с проклятьем погребал.

Жить в мире призраков, жить грезами и снами,

Без думы плыть туда, куда несет прилив,

Беспечно ликовать с рабами и глупцами –

Нет, я был слишком горд, и честен, и правдив.

И боги падали, и прежние светила

Теряли навсегда сиянье и тепло,

И ночь вокруг меня сдвигалась, как могила,

Отравой жгучих дум обвеяв мне чело, –

И скорбно я глядел потухшими очами,

Как жизнь, еще вчера сиявшая красой,

Жизнь – этот пышный сад, пестреющий цветами, –

Нагой пустынею лежала предо мной!..

Но первый вихрь затих, замолкнул в отдаленьи

Глухой раскат громов – и ожил я опять:

Я стал сбирать вокруг обломки от крушенья

И на развалинах творить и созидать.

Из уцелевших грез, надежд и упований

Я создал новый мир, воздвигнул новый храм

И, отдохнув душой от бурь и испытаний,

Вновь стал молиться в нем и жечь мой фимиам!..

И в тягостной грозе, прошедшей надо мною,

Я высший смысл постиг – она мне помогла,

Очистив душу мне страданьем и борьбою,

Свет отличить от мглы и перлы от стекла.

«Вперед же! – думал я, – пусть старая тревога

В твоей груди, боец, заглохнет и замрет,

Ты закалил себя, ты истинного бога

Прозрел в угрюмой мгле – не медли ж, и вперед!»

Напрасная мечта!.. Уходят дни за днями,

И каждый новый день, отмеченный борьбой,

С бессильным ужасом, с безумными слезами,

Раскаты новых гроз я слышу над собой!

Святилище души поругано… сомненья

Внесли уж и в него мертвящий свой разлад

И в мой священный гимн, в смиренный гимн моленья,

Кощунственных речей вливают тайный яд!..

Отверстой бездне зла, зияющей мне в очи,

Ни дна нет, ни границ – и на ее краю,

Окутан душной мглой невыносимой ночи,

Бессильный, как дитя, в раздумье я стою:

Что значу я, пигмей, со всей моей любовью,

И разумом моим, и волей, и душой,

Пред льющейся века страдальческою кровью,

Пред вечным злом людским и вечною враждой?!.