Хочу пройти от края и до края
И приникать к последней, умирая.
О друг, хочу лететь сквозь мирозданье,
Прельщаясь красотой в случайном взгляде
И хоть на миг добиться обладанья.
Я с временем самим живу в разладе.
Едва малютку милую увижу,
Кляну судьбу, что мы не станем ближе,
Что нас навеки разлучили лета
И я состарюсь до ее расцвета.
А встретится мне статная матрона,
О коей старики твердят доселе:
«Как хороша была во время оно!» —
Мечтаю о годах, что пролетели.
Безмерная, неистовая страсть
Отбросить хочет время и пространство,
Но суждено и ей самой пропасть —
Есть жажда, что не терпит постоянства.
И странным чувством я охвачен вновь:
Как будто изнутри владеет мной
Низвергнутый с небес в провал земной
Заблудший дух, в мою проникший кровь.
Он в ней снует, как лодочник средь волн,
Нигде не останавливая челн,
И никогда не обретет покоя,
Весла лишившись в натиске прибоя.
Я знаю только: он владеет мной,
И кровь клокочет в ярости хмельной.
Я чую дух, что все объять стремится,
В себе замкнуть и в тот же миг проститься
Он вечной жаждой поразил меня
И губит, от одной к другой маня.
Меня пленяет дева лишь вначале —
В глубинах чар я вижу дно колодца,
Но жажду утолить не удается,
И от побед сильней томлюсь в печали.
Диего
Мысль грешная куда тебя загнала!
Тебе одной достойной девы мало?
Послушайся извечного закона:
Кто хочет выстоять в земной юдоли,
Тот райский сад минует непреклонно,
Соблазны подавив усильем воли.
Дон Жуан
Другому я закону
О мужская
Взломаю я врата любого рая,
Хотя бы их рать ангелов хранила.
Диего
Глупец! Тебя ждут страшные проклятья,
В пучине нищеты не счесть мучений
Бог радостей есть бог ограничений,
Не этому ли учат нас объятья?
Дон Жуан
Моим оружьем бьешь, и все же мимо:
Одно — для тел, другое — для души,
А сальности твои — нехороши,
Философа фривольность — нестерпима!
Диего
Вот это и страшит меня, не скрою:
Ты надругался над своей душою,
Втоптавши в грязь все то, что в ней цвело,
И стал творить кощунственное зло.
Дон Жуан
Когда бы не щадил в тебе я брата,
Тебя б ждала за эту речь расплата!
Диего
Когда бы я не следовал приказу,
То к дьяволу тебя послал бы сразу/
Дон Жуан
Ты должен к моему привыкнуть нраву
Бегу я пресыщения и скуки,
Чтоб всем красавицам служить на слав
Я с каждой по отдельности в разлуке.
Сегодня в деве запах розы мнится,
А завтра поражает смрад темницы.
Про постоянство ничего не зная,
Летит моя любовь, ища услады,
И с каждой женщиной она — иная,
И храмов из развалин ей не надо.
Не может старой страсти быть на свет<
В ней всякий раз меняется основа
Погибнув здесь, там возродится снова,
За прошлое нисколько не во ответе.
Как в деве каждой — что-нибудь свое,
Так и в любви, что выбрала ее.
Итак, вперед, к неслыханным победам,
Летим за юношеской страстью следом!
Диего
«Летим!», «Летим!» А как ползти придется
Иль на земле лишь юность нам дается?
Коль поживешь вот так хотя б недолго.
Как справишься потом с уплатой долга?
Какого ждёшь в день платежа конца?
Иль мнишь, что после дружеской пирушки
С тебя возьмут за треснувшие кружки,
Но извинят разбитые сердца?
Дон Жуан
И кружки, и сердца, и остальное
Я оплачу, когда глаза закрою.
Последний вздох долги сведёт на нет,
Я сам исчезну, и со мной весь свет.
Картина 2.
Дон Жуан и Марцелло едут верхом по лесу, за ними двенадцать девиц, переодетых пажами.
Марцелло
Как дивно ехать лесом на коне,
Когда лишь кроны тронуты закатом!
Порой лишь птица крикнет в тишине,
Вспорхнув над лесом, сумраком объятым.
Уже не различить зверька лесного
14 не слыхать ни шороха, ни хруста.
Скакнула белка и пропала снова,
И ощутили мы, как стало пусто.
Но жизнь здесь бьет ключом, таясь от взгляда,
Храня свои безмолвные загадки.
А нам открыт лишь блеск ее наряда,
Лишь зелень, что теснится в беспорядке.
Из ямы корень лезет в исступленье,
Нацелясь в небеса кривым стволом.
Со всех сторон — напор, возня, движенье
Могучее. Но где же сердце в том?
Дон Жуан
То сердце, что рождает все живое,
Поток, что умерших берет с собою,
Есть наш Господь. Вселенной властелин
Ее в объятьях держит Он один.
И в упоенье долгой первой ночи
Он прелесть женскую отдать не хочет.
Ликует жизнь, и Он живет, ликуя,
Сжигая деву жаром поцелуя.
Она горит, Его послушна воле,
И девственницы стон — вершина боли,
И сам я на вершине обладанья
Есть Божий пульс и Божие дыханье.
А вон и монастырь. Он скрыт от взора.
Звонят — видать, молитва будет скоро.
Пришла пора унылых песнопений;
А здесь в лесу — призывный крик олений!
Как у святых отцов хватает сил
Назло природе сдерживать свой пыл?
О, как нелепо самоотреченье,
Когда вокруг живых сердец биенье!
(Девицам).
Ну, потаскушки, посмеемся вместе!
За мной в обитель следуйте, как свита,
Затянуты, бородки все на месте,
Костюм пажа и шпага не забыта.
Смотрите, чтоб не выдало вас что-то.
Вы по-мужски въезжаете в ворота.
Когда ж за стол с монахами мы сели
И лютню взял я, поглядев лукаво,
Тогда пусть начинается забава
И можете раскрыть, кто вы на деле.
Вот посмеюсь над иноком прилежным,
Когда его сразят оружьем нежным,
Когда обет, что дан был чернецами,
Забудется — под рясой вспыхнет пламя
И братия, веселием объята,
Не станет слушать гневного аббата!
Картина 3.
В монастырской трапезной за столом сидят Дон Жуан, Марцелло, монахи — около каждого монаха — девка; настоятеля пока нет.
Первый монах
Сохрани, Господь!
Искушает меня плоть!
Второй монах
Это дьявол в женском виде!
Глянь-ка, что горит во взоре.
Демон, сатана, изыди!
Горе, бедному мне, горе!
(Молится).
Дон Жуан
Молишься, монах, прилежно!
Но глаза твои, как вижу,
В сторону косясь бесстыже,
Грудь малютки гладят нежно?
Третий монах
Рвусь на волю из темницы
Вопреки своим зарокам —
Смутный рай нам только мнится,
А девчонка здесь под боком!
(Целует ее).
Девка
Ничего плохого, право,
Не скажу я про монашка —
Мне и речь его по нраву,
И намучился, бедняжка!
Дон Жуан
Могут даже здесь мужчины
Знать экстаз и упоенье,
Ибо смотрят в восхищенье
На священные картины.
Но сильней горит любовь,
Если, позабыв запреты,
Видят вдруг они портреты,
В коих есть и плоть и кровь.
Четвертый монах
Глупый папа был Григорий,
Сколько нам принес он горя!
Пятый монах
Да, Григорий-то Седьмой
Не любил, как мы с тобой!
(Целует девку).
Шестой монах
Жил безбрачья ужас где-то
В келье мрачной и унылой.
Нынче я женюсь на милой,
Пусть в огонь летят обеты!
Настоятель
(стоя в дверях)
Грешники! Исчадья ада,
Позабывшие о чести!
Гнева Божьего разряды
Пусть уложат вас на месте!
