Что мой Жуан,

 Стыдясь за окрик грубый,

 Стал целовать Наташу

 Страстно в губы.

 В Америке

 Для сердца и души

 Давно изобретен детектор лжи,

 Довольно хитроумная машинка,

 Через которую с вопросом — вдруг:

 — Ну-с, изменяла? —

 Ревностный супруг

 Ложь узнаёт жены  и даже лжинку.

 У нас же без детекторов со спросом

 Ещё в ходу

 Проверки древний способ.

 Итак, Жуан

 Любимую жену

 На женскую невинность и вину

 Так проверял, как проверял бы предок.

 Ну, словом, чтобы всё наверняка,

 Ласкал всё упоительней, пока

 Мильоны и мильярды нервных клеток,

 Восторга обладанья не тая,

 Не крикнули:

 Моя!

 Моя!!

 Моя!!!

 Он пил и пил,

 Казалось бы до дна,

 А огненная чаша всё полна,

 Хотя Наташа и глядела в оба:

 — Ты, милый мой Жуанчик, нервным стал,

 Вчера всю ночь курил, почти не спал,

 Взять отпуск бы тебе да на курорт бы,

 — Сейчас не время...

 — Всё тебе помеха,

 Вон Фёдоров

 Опять на юг уехал!

 Вот так,

 Супруга дружески браня,

 Она заговорила про меня.

 — Тот к морю, а попросишь ты — оттяжка,

 Ну как же так выходит, не пойму?..

 — Он сочиняет что-то, вот ему

 Поэтому и делают поблажки. —

 Наташа смолкла и — почти впочай:

 — Ты с ним о нас

 Не очень-то болтай...

 Не знаю сам,

 Из множества чудачеств,

 Каких она моих боялась качеств?

 Одно скажу, я человек с ленцой,

 Зато иной, загоношив поэму,

 Свирепым львом наскочит на проблему

 И убежит испуганной овцой.

 А я хоть и ленив, но тем хороший,

 Что если ноша,

 Не бегу от ноши.

 Привет тебе, о море, мне родное,

 Сегодня ты, как я, совсем седое.

 Девятый вал багрянит свой венец,

 От гелиозаката набегая.

 Я гимны, море, для тебя слагаю,

 Но, море, море, я не твой певец.

 Встречай меня, как прежде, не шутя,

 О, океана шумное дитя!

 Шуми, шуми!

 Мои земные думы

 Расстраивали северные шумы,

 А ты шуми, а ты о берег бей.

 Да, я устал, не буду лицемерить,

 Да, я пришёл к тебе тобой измерить

 Всю косность и всю суетность людей.

 С тобой видней, как часто мелковата

 Их славных сил

 Бессмысленная трата.

 Враг суеты,

 Недаром в добром строе

 Я выбрал многовечного героя.

 Не потому, что не о ком сказать

 И не на чем придумать новой сказки.

 В нём есть урок,

 Он давние завязки

 В себе самом не может развязать.

 Жуан для нас имеет то значенье:

 Что в нас мало,

 В нём — преувеличенье.

 Из многих тайн

 Супружеского быта

 Природа ревности не вся раскрыта,

 А в ней найдутся добрые черты,

 С ней есть и благородные начала,

 Чтобы жена, к примеру, отвечала

 Душевным идеалам красоты:

 Не то чтоб плавать

 Ангельским виденьем,

 Но отличаться строгим поведеньем.

 Наташа Кузьмина

 Не виновата,

 Что были с нею все запанибрата.

 — Наташка, эй!.. —

 Пора, пора в утиль

 Вот этот легонький, простецкий, свойский

 И псевдопроф, и псевдокомсомольский

 И прочих псевдо грубоватый стиль.

 Мне Пушкин по душе,

 Сказавший здраво:

 “Прекрасное должно быть величаво”.

 Но я и не за то,

 Чтобы супруга

 Вся столбенела, словно от испуга,

 Чтоб муженька держала за рукав,

 Чтоб говорила, что намного хуже,

 Всё с мужем, всё о муже и о муже.

 Нет, все-таки Жуан был в чём-то прав,

 Когда просил, чтоб мужем, как бывало,

 Жена нигде

 Его не называла.

 Тут что-то есть.

 Иллюзией свободы

 Хотел он снять моральные заботы,

 Ответственность душевную с себя.

 Для объяснения болезни кровной

 Врачи теперь идут от родословной,

 По их рецепту поступлю и я.

 Болезни и отжившие идеи

 На расстоянии всегда виднее.

 В Испании,

 Где благодать оливам,

 Родился он, как все, уже ревнивым,

 Но выручила страсть, любовь, интим,

 Ещё точнее — женщин перемены:

 Меняя, он не знал себе измены,

 Любая изменяла только с ним,

 А муж бывал до рокового часа

 Измен жены

 Ходячею сберкассой.

 В нём ревность

 Замолкала, как дракон,

 Которому бросал красавиц он.

 А сколько здесь напущено тумана,

 Тогда как вот как возникал и гас

 В душе его, в других, потом и в нас

 Довольно сложный комплекс  Дон-Жуана,

 Когда пороки управляют нами,

 Мы ж думаем,

 Что управляем сами.

 До встречи с Натой,

 Головы кружа,

 Нестойкая Жуанова душа

 Вела себя как добрая простушка:

 Влюбленно льстила, искренне лгала,

 Короче, суетилась, как могла,

 У тела своего на побегушках,

 Пока не взял в стеснительные клещи

 Закон несовместимости

 Двух женщин.

 Согласно сути

 Этого закона

 Влюблённый жаждет вечного полона,

 Любви и поклоненья не на час.

 Проснулась совесть в нашем ловеласе,

 Как в школьнике,

 Застрявшем в первом классе,

 Менявшем только школы, а не класс.

 Вот почему Жуан уже без чванства

 Избрал для сердца

 Подвиг постоянства.

 Лишился он

 Всех вычурных манер,

 Являя удивительный пример

 Поборника таких высоких качеств,

 В которых был когда-то очень слаб,

 Теперь не пил, чужих не трогал баб,

 Но в этом, кстати, не было чудачеств,

 Все страстные натуры год от года

 В себе самих

 Рождают антипода.

 Продолжу песнь

 Без лишних аллегорий.

 Жуан бы пережил такое горе,

 Когда бы все, что,

 Перьями скрипя,

 О нём не написали без смущений,

 Он сам во всех деталях обольщений

 Теперь не опрокинул на себя.

 Воистину, как говорит Писанье:

 От больших знаний

 Большее страданье.

 Он помнил всё,

 Как роль свою артист,

 Как партию великий шахматист,

 Одной лишь скромной пешки продвиженье,

 Противного коня ответный скок,

 Жуан уже средь множества дорог

 Всей партии предвидел продолженье,

 Припоминая прошлое к примеру:

 “Да, так вот соблазнял я

 По Мольеру!”

 Пусть шахматы

 И древняя идея,

 Игра любви во много раз древнее.

 Хоть и хитёр бывает ход конём,

 В игре любви ходы замысловатей.

 Играть случалось

 Даже в женском платье,

 Как ни смешно, жуанил он и в нём,

 Когда его — по Байрону — в серале

 Наложницы султана соблазняли.

 Я думал,

 Что Жуана в первый год

 Лишь собственная ревность подведёт.

 Она одна была в моём прогнозе,

 Возможная, как прошлого урок,

 Не страшная, как лёгкий ветерок,

 Дающий горделивость нежной розе,