Лепорелло

        И да, и нет. И хочется - и страшно.

        У сердца свой, двусмысленный, закон,

        Порой ему рассудок не указ,

        И не всегда оно послушно воле.

        Но я терплю. Кую узду желаньям,

        Но между тем - и шпоры полирую.

        Монах

        Такая мысль - червонец полновесный;

        Истратишь ли, иль дашь взаймы, иль спрячешь -

        А всё добро и выгода прямая.

        Мне кажется, что с мудростью такой

        Вы путь прямой наверное найдете…

        А женщина - что мягкая перчатка:

        Умей надеть, и вмиг обтянет гладко

        И примет форму нужную руки, -

        Так говорят в Севилье старики.

        Да, да, мой сын, я в вас вполне уверен;

        Почаще лишь молитесь да поститесь,

        Да Божий дом усердно посещайте.

        Но мне пора в трапезную. Прощайте.

        (Уходит).

        Лепорелло

(подходит к гробнице и кланяется весьма почтительно)

        Мой господин, преславный дон Жуан.

        Не обессудьте верного слугу;

        Я кое в чем, быть может, и виновен,

        Но каждый день за вашу честь молюсь

        И - видит Бог - на свечи не скуплюсь.

        Покойтесь же без ропота в гробнице,

        Не омрачайте гневом сна живых,

        И пусть земля вам будет легким пухом.

Входит донна Анна с цветами.

        Донна Анна

        Вы снова здесь? Я вам не помешаю

        Своею скорбью?

        Лепорелло

                                               Вы ли, донна Анна,

        Сомненьями терзаете мне сердце?

        Вы, что его последнее дыханье

        Так бережно и свято сохранили

        И чьей любви я был свидетель скромный…

        Донна Анна

        Ах, Лепорелло, не напоминайте

        Мне о счастливых, о минувших днях.

        С тех пор, как он навеки завернулся

        В свой черный плащ и руки сжал крестом -

        Одна печаль душе моей близка.

        И в сновиденьях радости бегу я.

        Что делать мне с веселыми мечтами?

        Немой тоске навек обречена,

        Вдова вдвойне - один лишь жребий знаю:

        Не жалуюсь, молчу и умираю.

        (Возлагает на гробницу цветы).

        Лепорелло

        О, как печаль такая мне понятна!

        Недаром вам он сердце завещал

        И после смерти верен оставался.

        Поверите ль? Тогда, в тот страшный час,

        Когда его, своим плащом укутав,

        Я, плача, нес на темный перекресток,

        Чтоб вашу честь спасти от подозрений, -

        Мне кажется, шептал он ваше имя.

        Быть может, то был бред воображенья,

        Но мне почудился знакомый голос.

        Он говорил: «запомни, Лепорелло,

        Я на тебя оставил донну Анну,

        Клянись ее до гроба защищать»…

        Сударыня, и я ему поклялся…

        Донна Анна

        Мой добрый друг, хранитель вдовьей скорби,

        Я вашу верность в сердце оценила

        И не стыжусь пред вами даже плакать…

        (Плачет).

        Лепорелло

(растроганно)

        О, ангельские слезы, донна Анна!

        Когда б я смел служить вам до могилы!

Донна Анна

        Молчите, друг… Не здесь, не в этом храме…

Уходят.

        Дон Жуан

        Последний луч на башне городской

        Как погребальный факел пламенеет

        И вот - погас. Спешит за горы солнце,

        В садах, где шелестит нагретый воздух,

        На слабый шум ленивого фонтана

        Приходит ночь под вдовьим покрывалом

        Вздохнуть прохладой. В синей тишине

        Звучит гитары лепет приглушенный.

        В пустынной улочке влюбленный вор

        Иль каверзный студент в дырявой шляпе

        Нырнул в окно, распахнутое настежь,

        Как око вечности - Прощай, мой друг!

        И ты прощай, пустой сосуд, что мною

        Наполнен был и пересох до дна.

        Всё кончено. Рассыпься, донна Анна!

Стекло раскалывается и падает со звоном.

Конец.

1929 г.

В стихотворной драме «Смерть Дон Жуана» В. Корвин-Пиотровского наш герой после смерти разделяет судьбу убитого им командора, превратившись не в статую, а в церковный витраж — зашедшие в церковь влюбленные даже принимают его за изображение святого. И снова он в роли пассивного наблюдателя, и снова его соперник — Лепорелло, и всё, что ему теперь дано — разбиться и вторично покончить со своей нелепой жизнью...

Источник текста: Журн. « Современная драматургия», № 2, 1990 г. С. 220 – 225.

Как бывало со мной и прежде, эта поэма явилась для меня полной неожиданностью.   Сначала хотелось написать стихотворение с названием

 « Женитьба дон Жуана», проследить чисто психологически момент такого шага, что само по себе настраивало на иронию и шутливость.

 Если бы стихотворение написалось, о поэме не было бы и речи, однако при многих попытках мне оно не давалось по формальным причинам.

        Привычный и верный мне ямб на этот случай оказался бессильным, может быть, по той же причине, о которой сказано в самом начале

 пушкинской поэмы « Домик в Коломне»:

 Четырёхстопный ямб мне надоел:

 Им пишет всякий.  Мальчикам в забаву

 Пора б его оставить.  Я хотел

 Давным-давно приняться за октаву.

        Случилось, что меня, наоборот, выручила мальчишеская забава. Когда-то в Марьевке, бегло знакомый с октавой и спенсеровской строфой

 “Чайльд Гарольда”, не имея их под рукой, я начал сочинять что-то шутливое, будучи уверенным, что пользуюсь одной из этих классических форм.

 К моему позднему удивлению, моя “октава” оказалась строфой, которая мне пока не встречалась в русской поэзии, а главное — она пришлась к моему двору, к замыслу, внеся в него некие мечтания моей ранней юности. Объёмная форма строфы открыла мне возможности поэмы.

     В подзаголовке поэма названа иронической не для оправдания шутливости, насмешливости, даже сарказма её отдельных мест. Ирония в ней, на мой взгляд, носит структурный характер. Со многих явлений она должна снимать элемент привычности, обнаруживать в этой привычности и комическое и трагическое даже в их соседстве.