Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Действующие лица:

Дон Джованни ди Тенорио, неаполитанский кавалер.

Лепорелло, под именем дона Эджидио Ратацци.

Габриела, его жена.

Кривая Марианна, её служанка.

Дон Ринальдо.

Джузеппе, нищий.

Франц, немец, денщик.

Тетушка Джиованна.

Нищие и разный народ, они же в прологе – голоса из публики.

Место действия: Неаполь.

Пролог, произносимый перед занавесом кривою Марианною

 Кривая Марианна. Почтеннейшие зрители! Если, вопреки старым обычаям, выхожу Прологом я, женщина, тому две причины. Первая, чтобы вы не приняли пролог за помощника режиссера, вышедшего извиняться в болезни одного из артистов. Вторая, чтобы вы ни секунды не думали, что будет представлена опера «Дидона». Сверх того, автор пьесы отчаянный женолюб. Если бы была его воля, он заполнил бы женщинами Государственный Совет, Сенат и все министерские посты. За невозможностью лучшего, он жертвует на алтарь женолюбия хоть это малое — выпускает женщину Прологом в своей комедии. Правду говоря, мы могли бы обойтись вовсе без пролога. Но автор старомодный человек, привыкший к старомодным средствам. Напрасно я уверяла его, что в наши образованные дни успех пьесы тем вернее, чем она для публики непонятнее. Он отвечал мне, что предпочитает быть освистанным за то, что публика поймёт до последнего слова, чем увенчаться лаврами за многозначительность, непостижимую для смертных. Мы не задаемся большими и новыми планами. Пред вами пройдёт, в условиях трёх единств, несложная комедия о безобразном муже, обманутом хорошенькою женою, о красавице, ищущей свободной любви сквозь ревнивые решётки, о любовниках и воздыхателях, плутоватых служанках, пронырливых посредниках. Ради всего этого встанет из гроба и выйдет на сцену знаменитый развратник, который побеждал женщин тем, что открывал им веселье любви в то время, как другие предлагали только посеребренное рабство.

Голос из публики. Старо, как мир!

Марианна. Как?

Голос из публики. Я говорю: старо, как мир. Скажите что-нибудь поновее!

      Марианна. Вы совершенно правы, милостивый государь мой. Старо, как мир, и пора бы старику-миру обновить это, да, вот, к сожалению, не обновляется. А замечено, что новых слов не бывает слышно там, где не творится новых дел.

      Другой голос из публики. Если бы и обновилось, цензура не допустит к представлению.

      Марианна. Я боюсь, что наши женщины не покажутся вам ни очень умными, ни очень честными, ни очень кроткими, ни очень добродетельными. Ах, господа! Их ли вина? Женщина в мире не натура, но продукт, а продукт зависит не столько от материала, сколько от добросовестности производителей.

      Третий голос из публики. Скажите еще, что во всем виновато адамово ребро!

      Марианна. И сказала бы, если бы не видела вонь там рта, разинутого, чтобы опять гаркнуть: «старо, как мир».

      Полицейский пристав из публики. Позвольте, сударыня. Вы вышли говорить пролог, а между тем устраиваете диффамацию!

      Марианна. Лишь два слова!.. Быть может, вашим чувствам, приученным к сюжетам мрачным, словам высокопарным, жестам таинственным, наша пьеса покажется несколько легкомысленною. Однако, уверяю вас: несмотря на нашу улыбчивость, мы серьезны, как картезианский философ, глубоки, как артезианский колодезь, и вооружены самыми благими намерениями, которые непременно оправдаем в конце, жестоко наказав порок и наградив торжеством добродетель. Если вы опять крикнете, что это старо, я не стану спорить, но горестно вздохну о веке, настолько развращённом, что уже не хочет даже и слышать о торжеств добродетели… Итак — мы начинаем! (Уходит).

Занавес раздвигается.

Действие первое

Театр представляет небольшую площадку близ улицы Санта-Лючия в Неаполе.

Направо от зрителей — дом дона Эджидио Ратацци (Лепорелло): два этажа, в каждом по фасаду два окна с балконом. Внизу окна закрыты ставнями с болтами. Вверху опущены жалюзи. В глубине сцены, сквозь два переулка, под развешанным бельём, видна улица Санта Лючия, с постоянным и разнообразным движением по ней и шумом, за нею — море. Налево, против дома Лепорелло, стенной фонтан, с Мадонною над водоёмом, пред которою горит лампада. У входов в переулки висячие уличные фонари. Сцена не меняется для всех трёх действий.

Габриэлла быстро выходит из переулка, поспешно направляясь к своему дому. Дон Джованни следует за нею переодетый унтер-офицером испанского гарнизона.

      Габриэлла. Оставьте меня, синьор. Ваше поведение слишком дерзко. Вот уже третий день вы преследуете меня. Я не могу выйти на улицу без того, чтобы сейчас же не встретить вашего влюблённого взгляда.

      Дон Джованни. А вы заметили, что он влюбленный? Это хорошо.

      Габриэлла. Я не девочка, замужняя женщина. Прежде, чем выйти замуж, я отказала семнадцати женихам, а признаний в любви имела больше, чем звёзд на небе. Мне пора научиться языку взглядов.

      Дон Джованни. Браво, синьора. Понятливость — после податливости — драгоценнейшее качество в женщине. Действительно, я, вот уже третий день, — как превосходно вы запомнили, — ищу возможности высказать вам мои чувства. Встретив вас на Толедо, я сказал себе: чёрт возьми, Альвар, — меня зовут Альваром, синьора, я унтер-офицер гвардии его высочества вице-короля.

      Габриэлла. Довольно же вы засиделись в нижних чинах.

      Дон Джованни. Вы находите меня старым?

      Габриэлла. Для мужчины — нет, для унтер-офицера — да.

      Дон Джованни. Тугое производство, синьора. Если бы я прикомандировался к штабу, то давно был бы полковником. Но я имел глупость заслуживать чины мечом на полях сражений.

      Габриэлла. Вы были на войне? Это интересно.

      Дон Джованни. Как же. Я участвовал в африканском походе генерала Делла Перниче и очень отличился при его знаменитом отступлении.

      Габриэлла. Я предпочла бы, чтобы вы отличились при наступлении.

      Дон Джованни. Что делать, синьора? Мы следовали плану нашего полководца. У него был превосходный план — отступать, покуда мы не очутимся в тылу у неприятеля.

      Габриэлла. Как бы это могло быть?

      Дон Джованни. Очень просто, синьора. Стоило только промаршировать вокруг земного шара. Тогда наступающий неприятель оказывается — впереди, а мы, отступающие, позади. Отступление становится наступлением, и мы дуем врага напропалѵю.

      Габриэлла. Однако войну-то вы проиграли.

      Дон Джованни. Исключительно потому, что слишком рано наткнулись на Атлантический океан, а неприятель был так невежлив, что разбил нас, не дав генералу придумать, каким способом переправить нас в Новую Индию… До третьего дня, я, как солдат, был оскорблён и горевал, что мы слишком поспешили заключить мир. Но, увидав вас, синьора, — чёрт возьми, Альвар! – сказал я себе. — Если ты не хочешь впасть в чахотку от вздохов, ты последуешь за этой таинственной красавицею, узнаешь, кто она такая, где она живёт, заговоришь с нею и объяснишь, что ты не в силах жить без неё, а умирать не имеешь ни малейшего желанья. Ты скажешь ей: синьора, пожалейте своё отечество, не лишайте его храброго солдата, а гвардию вице-короля лучшего её украшения. Полюбите храброго Альвара, потому что иначе храбрый Альвар дал честное слово…

18
{"b":"554899","o":1}