Габриэлла. Убить себя, не правда ли?
Дон Джованни. Это почему?
Габриэлла. Да несчастные влюбленные обыкновенно себя убивают.
Дон Джованни. Терпеть не могу ничего обыкновенного. Мне ничуть не страшно умереть за вас, но я останусь жить именно затем, чтобы сохранить оригинальность.
Габриэлла. Но если вы не можете жить без меня?
Дон Джованни. Из этого следует лишь, что я должен жить с вами.
Габриэлла. Вы злоупотребляете моим терпением, а я слишком неосторожна, что вас слушаю.
Дон Джованни. Я не нравлюсь вам? Я не довольно красив, чтобы завоевать ваше сердце?
Габриэлла. Что красота? Говорят, что всякий мужчина, который немножко лучше чёрта, уже красавец, а вы, синьор, конечно, очень и очень получше чёрта.
Дон Джованни. Тогда — за чем остановка?
Габриэлла. Только за тем, синьор, что я добродетельная женщина.
Дон Джованни. Это ничего. Все женщины, которых я любил, до меня были добродетельны. Но я довольно успешно исправлял их от этого порока…
Габриэлла. Вы такой шут, что на вас нельзя даже сердиться…
Дон Джованни. Сказала она, падая в его объятия…
Габриэлла. Нет, нет, подальше руки. Мой веселый нрав позволяет мне слушать ваши шутки, но я не из тех, за кого вы меня принимаете.
Дон Джованни. Я принимаю вас за самую очаровательную женщину в Неаполе.
Габриэлла. Примите ещё за самую честную — и вы совсем мне угодите.
Дон Джованни. Вы замужем?
Габриэлла. О, да.
Дон Джованни. Это ваш дом?
Габриэлла. Положим.
Дон Джованни. Ваш муж стар, ревнив, глуп, плешив, у него красный нос и повреждённые подагрою ноги? Вы его терпеть не можете, вас тошнит от его нежностей?..
Габриэлла. Синьор Альвар!
Дон Джованни. Признайтесь, что я рассказал вам вашу жизнь, как по-писаному.
Габриэлла. Вы знаете моего мужа?
Дон Джованни. Как я могу знать его, когда мне неизвестно даже ваше имя?
Габриэлла. Откуда же, в таком случае…
Дон Джованни. Опытность, синьора. Что он ревнив, мне подсказали эти ставни и болты, это вооружение дома, точно крепости, — в мирное время, на самой веселой и людной улице. Что вы его не любите, доказывает мне то обстоятельство, что, несмотря на болты и ставни, вы одна на улице, без провожатого и служанки, и не очень сердитесь на болтовню вашего покорного слуги. Этот квартал — простонародный. А в ваших манерах есть что-то, говорящее о среде высшей. Хотите, я расскажу вам вашу биографию?
Габриэлла. Попробуйте, всеведущий оракул.
Дон Джованни. Вы — бедная дворянка, обломок старинной, но захудалой и разоренной фамилии. Семья ваша осталась без хлеба, а вы без надежды на достойных вас женихов. В это время подвернулся разбогатевший выскочка-мещанин, охочий взять жену с гербом и приличным воспитанием. Вашим родным, да и вам самой, надоело изо дня в день есть макароны без масла… Остальное я сказал уж раньше. Если в чём ошибся, исправьте.
Габриэлла. Послушайте, вы или притворяетесь, что не знаете меня…
Дон Джованни. Или?
Габриэлла. Или вы — чёрт.
Дон Джованни. А вам как больше нравится?
Габриэлла. Ну, а если ваша проницательность обманула вас и мой муж совсем не урод, а молодой, красивый, храбрый…
Дон Джованни. Это при запертых-то ставнях?
Габриэлла. Если мы любим друг друга?
Дон Джованни. Это скитаясь-то без провожатого по Санта-Лючии? Полно вам. А впрочем, в таком случае, ему же хуже.
Габриэлла. Почему?
Дон Джованни. Потому что я его убью. У меня уж такая система, синьора. Старым мужьям хорошеньких жен я ставлю рога, а молодых убиваю. Вам к лицу траур, синьора… Изабелла, кажется?
Габриэлла. Меня зовут Габриэлла.
Дон Джованни. Вот и прекрасно. Теперь нам будет гораздо удобнее разговаривать.
Габриэлла. Ах, я назвала себя…
Дон Джованни. Итак, мадонна Габриэлла, мы представлены друг другу, знаем, что мы друг друга любим…
Габриэлла. Говорите за себя, синьор Альвар, — я совсем этого не знаю.
Дон Джованни. … И ничто в мире не помешает нам быть счастливыми. Где я вас встречу в следующий раз?
Габриэлла. Надеюсь, что лишь на том свете.
Дон Джованни. Там трудно будет найти друг друга: слишком многолюдное общество, притом, мы с вами люди простые, а сейчас у смерти в моде кардиналы, министры — люди государственные… Бог с ними. Я не лезу в знать и предпочитаю быть живым демократом, чем аристократическим покойником. Не предпочтём ли мы тому свету грот Позилиппо?
Габриэлла. Свидание? Синьор, вы оскорбляете женщину, не подавшую вам повода сомневаться в порядочности.
Дон Джованни. Нет, это вы оскорбляете меня, предполагая, будто я способен любить женщину, сомневаясь в её порядочности. Я всю жизнь любил только порядочных женщин, синьора, — и уже тот факт, что я вас люблю, есть аттестат вашей порядочности. Вы можете получить его сегодня в гроте Позилиппо — час назначьте сами.
Габриэлла. Можно с ума сойти, слушая этого человека. Довольно, синьор, прощайте.
Дон Джованни. А ответ?
Габриэлла. Какой ответ? Что вы? Пошутили и довольно. Прощайте, веселый синьор Альвар, прощайте! И если вы сделаете мне честь не узнавать меня при встречах, вы доставите мне истинное удовольствие. (Смеясь, входит в дом).
Дон Джованни (вслед ей). О, разумеется, синьора, не сомневайтесь в моей скромности. Я не из тех хвастунов, что прибивают вывески к дверям своей любви. Мы с вами будем счастливы про себя, молча. (Один). Хороша, дьявольски хороша, эта Габриэлла. Она похожа на стрелу, только что сорвавшуюся с тетивы: прямая, гибкая, быстрая, трепещущая и язвительная. Эта мещаночка сильно зацепила моё сердце, и мне не хотелось бы от неё отказаться. Что она добродетельна — это вздор. Добродетель так же плохо защищает женщину от любви, как гранит крепость от бомбардировки. Ядра — нипочём мягким земляным валам, но гранитная обшивка летит от них вдребезги. А вот что она и добродетельна, и шутлива — это очень скверно. Нет хуже этих смелых женщин, которые не боятся речей любви, которых не удивишь страстным признанием, и, в то же время, они всегда настороже, не коснулась бы твоя рука её руки, твое дыхание не смешалось бы с её дыханием.
