Габриэлла. Ах, как я испугалась!

   Дон Джованни. Устремляюсь к красавице, говорю ей нежные слова...

   Габриэлла. Я не слышала и не поняла ни одного, потому что зажала уши.

   Дон Джованни. Стараюсь обнять её, коснуться её уст. Она бьётся, кричит, бранит меня ночным вором, рвёт волосы на себе, рвёт волосы на мне...

   Габриэлла. Жаль: мало!

   Дон Джованни. Я со стыдом и ужасом убеждаюсь, что плутовство слуги сыграло со мною скверную штуку и завело меня, вместо логовища жрицы любви, в святилище добродетельной Лукреции.

   Габриэлла. Надеюсь.

   Дон Джованни. Я страшно застенчивый человек, господа. В особенности, пред женщинами. Добродетели свойственно повергать меня в оцепенение. Как пень, стоял я, недвижный, перед нею.

   Габриэлла. Совершенно -- привидение, которое не успело исчезнуть, когда запел петух.

   Дон Джованни. Хочу извиниться -- язык прилип к гортани, хочу бежать -- ноги не несут!

   Габриэлла. Тогда я бросаюсь на него...

   Дон Джованни. Как разъяренная львица...

   Габриэлла. И, покуда он стоит, как истукан, выхватываю из ножен его собственную шпагу!

   Все (рукоплещут). Браво, синьора, браво!

   Дон Джованни. Нездешний ужас потряс меня! Мне почудился в ней слетевший с неба грозный ангел!

   Габриэлла. Клянусь жизнью человека, бывшего моим мужем, я убила бы вас, если бы вы не убежали!

    Лепорелло. Я предпочёл бы, чтобы вы поклялись собственною жизнью.

   Габриэлла. Клятва жизнью женщины слишком ничтожна для такой важной минуты.

   Дон Джованни. Бегу, куда глаза глядят, толкаю двери, опрокидываю мебель...

   Габриэлла. А я за ним!

   Дон Джованни. Хочу объяснить, -- не слушает, прошу пощады, -- не внемлет...

   Габриэлла. У добродетели нет ушей для воплей порока.

   Дон Джованни. Наконец мне удается откинуть какую-то щеколду -- и, в тот самый миг, когда, я чувствую, острие шпаги уже холодит мой затылок, я скорее падаю, чем выбегаю на крыльцо...

   Габриэлла. А я за ним!

   Дон Джованни. Синьоры! Вы слышали мое откровенное покаяние. Объявляю себя к услугам всех родственников и друзей этой дамы во всех видах удовлетворения. Но, прежде чем прольется кровь, считаю долгом заявить во всеуслышание: если я, по несчастной ошибке, вел себя, как Тарквиний, то синьора Габриэлла оказалась в тысячу раз и целомудреннее, и храбрее Лукреции!

   Все. Да здравствует неаполитанская Лукреция! Да здравствует синьора Габриэлла!

   Габриэлла. Благодарю вас, соседи. Вы делаете мне слишком много чести. Единственная моя заслуга: мне удалось показать этому чужестранцу, что, слава Богу, есть ещё честные женщины в Неаполе. Что касается вас, синьор, искренность вашего раскаяния убеждает меня простить вас. Будьте вперёд осторожнее и больше уважайте нас, женщин: я не ищу от вас другого удовлетворения.

   Обыватель. Ещё раз: да здравствует синьора Габриэлла!

   Все. Да здравствует синьора Габриэлла!

   Дон Джованни. Теперь поговорим с тобою, Лепорелло. Бессовестный! Неблагодарный! Не был ли ты для меня скорее другом, чем слугою? Не говорил ли я тебе вчера, что для меня из всех возможных женщин мира твоя жена, если бы она была у тебя, самая неприкосновенная святыня?

   Нищий. Вы говорили, синьор. Я слышал собственными ушами.

   Дон Джованни. Зачем ты скрыл от меня, что женат и кто твоя жена? Смотри, коварный: только счастливый случай и целомудренная энергия синьоры Габриэллы спасли меня от преступления, а всех нас троих от несчастья!

    Лепорелло. Господа! Факты против меня, но факты же меня и оправдают. Дон Джованни! Согласитесь, что, когда я вас знал, вы были человек грешный.

   Дон Джованни. Согласен.

    Лепорелло. Вы думали только о женщинах и нисколько о добродетели. Таким же встретил я вас и вчера. Я, за десять лет, остепенился, вы ничуть. И, когда я пробовал вас образумить, вы кощунственно возразили, будто мораль идёт ко мне не больше, чем тонзура балерине.

   Дон Ринальдо. О, ужас!

   Джиованна. И не отсох же язык у нечестивца!

    Лепорелло. Опасное состояние души вашей огорчило меня, синьор. Вы неисправимый рецидивист, синьор. Однажды вас уже брали черти -- вы вернулись от них, ничему не научившись и ничего не забыв. Говорят, будто где чёрт не сможет, туда он бабу пошлёт. И вот, в интересах гибнущей души вашей, я решил дать вам просветляющий урок при помощи этой женщины, в добродетель которой я верю, как в солнечное затмение!

   Дон Джованни. Если таково было твое намерение, любезный Лепорелло... (Тихо). То-то, плут! Будешь вперёд интриговать против меня?

    Лепорелло. И другу, и недругу закажу. (Вслух). Решаясь на испытание, в котором дон Джованни потерпел такое нравоучительное поражение, я ничем не рисковал, синьоры. Я слишком хорошо знал свою Габриэллу. Её добродетель подобна пористому камню, пройдя сквозь который даже гнуснейшая грязь истекает водою чистою, как слеза.

   Дон Джованни. Ты мог бы лучше выбирать свои выражения, любезный.

    Лепорелло. Это такая женщина, что в её присутствии даже дон Ринальдо минут пять чувствует себя порядочным человеком. Я заранее знал, что из встречи с доном Джованни не она выйдет обольщенною, но он посрамлённым и исправленным. Был ли я прав? Они оба пред вами. Спросите.

   Габриэлла. Если точно таковы были ваши намерения, милый Эджидио... (Тихо). Не воображайте, что вам удастся вырядить меня в дуру. Я теперь хорошо вас поняла, что вы за птичка.

   Обыватель. Должен сознаться, что я поражён глубиною вашего доверия к жене. Я ни за что не решился бы на подобный опыт с моею Эрменгардой.

   2-ой обыватель. Ни я с Джулией.

   Все. Ни мы, ни мы, ни мы!

   Обыватель. Тем непростительнее, при столь добродетельной жене, ваш проступок с Марианною.

    Лепорелло. Нет, синьор.

   Обыватель. Как? Вы опять отрицаете?

    Лепорелло. Я отрицаю не факт, но проступок. Марианна! Покажите вашу индульгенцию.

   Марианна. Ой, что вы, хозяин! Светло.

    Лепорелло. Вот документ, по которому Марианна может грешить, не согрешая. Грех, который, утратив элемент греха, сохранил элементы удовольствия, не есть ли уже не грех, но доброе дело?

   Дон Ринальдо. А ведь в самом деле?

   Дон Джованни. Я следовал этому правилу всю свою жизнь.

    Лепорелло. Содействовать доброму делу не значит ли совершать, в свою очередь, доброе дело?

   Дон Ринальдо. Ещё бы! Мы, ученые, называем это накоплением атмосферы добра.

    Лепорелло. Превосходно! Не ясно ли, что, чем усерднее Марианна будет пользоваться своею индульгенцией, тем гуще будет накопляться вокруг неё атмосфера добра? И не ясно ли, что всякий, ей содействующий, достоин отнюдь не сечения на площади, но, напротив, признательности за общественную заслугу?

   Нищий. Я вам говорил, что он в логике чёрт!

   Обыватель. Вы заставили меня задуматься.

   Марианна. И думать нечего! Подписывайтесь обеими руками.

    Лепорелло. Что дурного я сделал кому-нибудь из вас? За что вы все против меня? Вот вы, верзила, мастер играть в мору и считать по пальцам. Поднимите руку, и я докажу всенародно, что каждому из участников нашей передряги я принёс существеннейшую пользу. Дон Джованни...

   2-ой нищий. Раз!

    Лепорелло. ...вышел на сцену развратником и соблазнителем женщин, а сойдёт с неё, благодаря мне, очищенным и просвещённым.

   Дон Джованни. Настолько, что -- будьте все свидетели: прошу тебя, Лепорелло, -- когда я умру, похорони меня в монастыре с самым суровым уставом.

    Лепорелло. Жена моя, синьора Габриэлла...

   2-ой нищий. Два!

    Лепорелло....была известна в Неаполе, как красивая женщина, но добродетель её оставалась светильником под сосудом, алмазом в земле. Благодаря мне, алмаз отшлифован и светильник возблистал!

   Габриэлла. Честь, которую ты находишь нужным воздать мне, добрый Эджидио, принадлежит не мне, но всем женщинам Неаполя. Каждая из них сделала бы то же, что я, -- и даже гораздо лучше.