- Как вы догадались? – прошептал граф, принимая из огрубевшей руки кружку с морсом, - я и сам-то ещё толком…
- На такие дела у меня глаз намётан, я жизнь прожил, - улыбнулся повар, - да вы не переживайте, всё образуется. Это только первое время тяжко, а потом легче становится. У вас ведь первенец, да? Не стесняйтесь, расстегните воротничок-то, вон он у вас какой тугой! Медальончик выправьте, здесь воров нет, никто не тронет. Красивая вещица! Небось, от муженька подарочек, от любимого? Что же он вас одного в таком положении из дому отпускает? Или не знает ещё про ребёночка?
- Не знает, - эхом отозвался Тефан, - и не узнает. Да и не муж он мне вовсе.
Так неожиданно легко и просто оказалось выплеснуть свою боль, открыть душу совсем незнакомому простому человеку. Признавшись в сокровенном, граф испытал странное облегчение.
- Как же нескладно всё у вас вышло, - поцокал языком пожилой омега. - Однако, вот что я вам скажу: грех-то он что, он людьми придуман, а перед святыми небесами все невинные младенцы одинаковы, - что в браке рождённые, что так, по любовному делу. Бог Солнца милостив, он и распутников за грешных не считал, а вы, сразу видно, - из порядочных. Просто не заладилось у вас что-то, или неровню полюбили.
- Не заладилось, - признался Тефан, - и неровня он мне. Как вы всё правильно говорите, словно открытую книгу читаете.
- На то ума много не требуется, дело житейское. Да вы не горюйте – вырастет ваш ребёночек, и счастье своё вы еще найдете. Вы добрый, а добрых Бог наш милостью своей не оставляет.
От кислого питья действительно полегчало. Тефан расслабился, сел поудобнее, сжал рукой висевший на груди медальон. Очень хотелось раскрыть изящную крышечку и посмотреть на портрет внутри, но он не решился, только погладил эмалевую пластину сверху, словно приласкал.
За окнами возникло какое-то движение, раздался шум и звук голосов, вслед за тем двери широко распахнулись, впустив двух рослых солдат. Бряцая оружием, они вошли и встали по бокам у входа, как часовые. В образовавшийся живой коридор вписался молодцеватый офицер, за ним давешний чиновник, - последний вкатился как-то бочком, сразу же согнулся едва ли не до земли, всё время повторяя одно и то же частой нервной скороговоркой:
- Сюда, сюда извольте, Ваше Величество, Их Сиятельство здесь пребывают - в полном уважении, как Вы и изволили повелеть!
«Альберт? Быть не может! – задохнулся Тефан. – Зачем он сюда приехал?»
От произошедшего шума в столовой возникло волнение. Ребёнок перепугался и заплакал, отец кинулся его утешать, студент неловко привстал, выронив газету, да так и застыл с открытым ртом. Один лишь Тефан не сделал ни малейшего движения, хотя внутренне весь сжался, уже поняв, что явление всех этих людей неслучайно, что сейчас, сию минуту, сюда войдет король, что он приехал за ним, ради него, к нему…
Вошел Альберт, и Тефан жадно впился в него взглядом, любящим сердцем отмечая малейшие перемены в дорогом облике, - лицо побледнело и осунулось, в глазах тревога, напряжённое беспокойство.
Они не заметили, как остались одни - в этой бедно обставленной, унылой комнате. Последними вышли личные адъютанты короля, плотно прикрыли за собой двери и встали на часах снаружи.
Тефан был слишком ошеломлен внезапным явлением Альберта, чтобы сделать или сказать хоть что-то, он как поднялся с лавки, на которой сидел, так и стоял, не замечая, что побелевшими пальцами всё сильнее и сильнее сжимает на груди заветный медальон. Он забыл даже поклониться государю…
Впрочем, король меньше всего ждал от него поклонов. Напротив, он сам, едва лишь за адъютантами закрылась дверь, кинулся к Тефану и упал перед ним на колени.
- Ваше Величество, что Вы делаете? – испуганно вскричал совершенно потрясённый юноша. – Встаньте, прошу Вас! Вам не подобает…
- Мне не подобает оскорблять недоверием единственного на земле любимого, - прервал Альберт, обхватывая обеими руками его стройный стан. Дорожная отдушка заглушала естественный запах тела Тэфи, и король не мог уловить, остался ли тот странный оттенок, который так сильно поразил его неделю назад, заставив поверить в роковую измену. - Мне не подобает отталкивать от себя по-настоящему любящего меня, бескорыстного и преданного! Волшебник мой, я понимаю, что одной просьбы о прощении слишком мало, чтобы исправить то зло, которое я причинил тебе. Скажи, что я должен сделать, чтобы ты вернулся ко мне?
- Ваше Величество, пожалуйста, - омега попытался поднять короля, но тут же поняв всю тщетность своих усилий, не придумал ничего иного, как рухнуть рядом с ним на колени.
Падая, он неловко зацепился рукой за его головной убор, шапка упала и покатилась куда-то на пол, но никто из них не обратил на это никакого внимания. Альберт наклонил к омеге голову, Тефан рванулся навстречу - и пальцы его мгновенно запутались в рыжих кудрях. О, небеса, и неужели ему это не снится? Он ведь уже и не надеялся видеть его, быть с ним рядом, прикасаться к нему, чувствовать его дыхание, слышать любимый голос…
- Скажи же скорей, что прощаешь меня...
-Ваше Величество…
- Не так, любовь моя, не так! Мне невыносимо слышать от тебя подобное обращение!
- Но Вы сами запретили мне называть Вас иначе!
- О, нет! - не то простонал, не то прохрипел Альберт, - да, знаю, я смертельно виноват перед тобой, но.. Поедем домой, Тефи! Я постараюсь заставить тебя забыть об этом!
Ах, эти руки его, эти губы! Ах, эти сводящие с ума поцелуи! Как легко сдаться на милость победителя, как легко позволить увезти себя - в Главный дворец, за город, куда угодно!
Дрожащими руками Тефан гладил его по волосам, сминая искусно уложённую причёску.
- Мой дорогой, - восторженно шептал Альберт, всё теснее прижимая омегу к сердцу, - скажи, что прощаешь меня, Скажи, что поедешь со мной. Не молчи, ну, пожалуйста!
Как же хотелось Тефану сказать ему:"Да! Да, я прощаю тебя, Аль, мой любимый! Да, я поеду с тобой хоть на край света! Да, я согласен на все условия, на любое положение при твоем дворе, лишь бы никогда не разлучаться с тобой, лишь бы иметь это счастье - видеть тебя, слышать, чувствовать!"