Деймос молча перевернулся на живот, подставляя под осторожные ласки незащищенную спину. Он тоже ради Северуса был готов на многое, даже на то, чтобы снова побыть собой пятнадцатилетним.
- Мой… - горячечно шептал Северус, торопливо покрывая поцелуями его спину и плечи, поглаживая руками горячую кожу, - я чувствую тебя, каждый удар твоего сердца. Окклюменция связывает так, как не в силах сблизить ни один магический ритуал, кроме брака. Я видел изнанку твоей души, Гарри.
Прохладные ладони скользнули к ягодицам, любовно развели их, и Деймос с удивлением услышал тихий жалобный стон. Снейп никогда не позволял себе издавать подобные звуки, всегда все держал под контролем, даже в юности.
- Гарри…
То, что произошло дальше, Деймос не мог потом вспоминать, не покраснев. Он заливался краской каждый раз, как его память подкидывала картинки той ночи: влажно скользящий вдоль позвоночника язык; осторожные, почти благоговейные касания ладоней; тихие стоны совершенно незнакомого Северуса, который, будь Гарри в юности немного адекватнее, мог быть у него еще тогда, на пятом курсе; нежные слова, изобилующие эпитетами, которых никак нельзя было ожидать от такого замкнутого существа; осторожная подготовка, сопровождавшаяся задушенными стонами и мольбами потерпеть, клятвами в том, что боли не будет; нежный, неторопливый секс, такой чувственный, что после ошеломительного оргазма на глаза наворачивались слезы.
Хотелось нежиться в крепких объятиях, быть тем мальчиком, которого так заботливо только что ввели во взрослую жизнь, которого любили так отчаянно, что не находили для этого слов; хотелось побыть тем, о ком заботятся и клянутся защитить, быть оберегаемым, окруженным заботой одиноким подростком, слишком категоричным в своем максимализме, чтобы разглядеть под наносным слоем жгучей ненависти ревность и боль.
Северус будто обезумел: он шептал нежные слова, не выпускал из объятий, целовал, ласкал и брал. Снова и снова, будто боялся очнуться от сладкого фантастического сна, в котором самые смелые мечты обретали плоть. Никогда еще Деймос не видел супруга таким, даже когда тому было шестнадцать, и он был одержим своим спасителем, великолепным, безупречным лордом Блэком. Он с горечью понял, сколько времени утекло песком сквозь пальцы, ведь все могло быть по-другому. Если бы он знал, если бы он только знал тогда, в пятнадцать, какими мягкими могут быть эти вечно сжатые в узкую полоску губы, сколько нежности кроется в желчном, вечно всем недовольном профессоре Снейпе.
- Что бы ни случилось, знай – я с тобой. На самом краю пропасти, когда ты шагнешь за Грань, я буду рядом, чтобы удержать. Ты мой, до розового нутра, до самого тонкого волоска. Я люблю тебя, Гарри. Любого. И взрослого брутального аврора, резкого и решительного, и вечно лезущего в неприятности подростка, и чужого мужа, и моего Дейми.
Деймос молчал, боясь нарушить то хрупкое равновесие, в котором находился Северус. Он позволил и ему, и себе побыть теми, кем они так и не стали друг для друга: зрелым опытным профессором, безумно влюбленным в своего несовершеннолетнего ученика, и пятнадцатилетним подростком, впервые познающим в его объятиях взрослую сторону жизни и любви.
Наконец, крепко стиснув свою добычу в объятиях, Северус забылся тревожным сном, чутко вскидываясь каждый раз, стоило Деймосу пошевелиться.
- Я здесь, - говорил тогда тот, обнимая его. – Я здесь, с тобой.
Северус снова закрывал мутные от усталости глаза и еще крепче прижимал к себе свое нелегкое счастье.
***
Робкий луч холодного зимнего солнца заглянул в хозяйскую спальню Блэк-холла ближе к полудню. Супруг главы древнего рода с трудом разлепил заплывшие глаза и поморщился от головной боли, прострелившей от глаз к затылку. До чего ж паршиво! Это надо было так надраться вчера, чтобы…
- Черт! - прохрипел Северус.
- Критчер здесь, хозяин! – проворчал появившийся домовик. – Критчер принес хозяину специальное зелье, Критчер не хочет, чтобы у хозяина болела голова!
- Не ори ты! И задерни шторы… Что ж так голова-то болит?
- Хозяин Северус вчера…
- Мерлин всемогущий! – до Снейпа дошло, что вчера он явно спал не один, а с… Гарри. Учитывая то, что это – дом чертова Блэка, в котором Поттер может спокойно появляться, то… - Критчер! Давай сюда зелье! – он опрокинул в себя содержимое стакана, скривился, пережидая тошноту, и медленно сел. – Я был один прошлой ночью?
- Критчер не знает, хозяин, - эльф низко поклонился, пряча гадкую ухмылку. – Критчер ходил в гости к хозяюшке Цисси, непутевый хозяин Сириус велел ему убираться! Он крикнул: «Вон!», и Критчер ушел. Критчер послушный эльф.
- О, моя голова! Кто еще есть в доме?
- Только непутевый хозяин Сириус, хозяин.
- А кто был ночью?
- Я, - вспыхнул камин, и из него величественно вышагнул Деймос, нагруженный пакетами из французской булочной. – Как твое самочувствие?
Бледные щеки Северуса приобрели бордовый оттенок, и он повалился в подушки, спрятав в них запылавшее лицо.
- Я надеялся, что все ночные эскапады мне приснились.
- Отнюдь, - Деймос хитро улыбнулся и приказал: - Критчер, кофе.
- Да, хозяин.
Эльф исчез, а его хозяин опустился в то самое кресло, в котором все началось, и с едва уловимой насмешкой посмотрел на смущенного донельзя супруга:
- Ну, рассказывай, Северус.
Тот лишь зарылся глубже в гору подушек, мечтая провалиться сквозь землю и сгинуть там навсегда. Еще бы, теперь чертов Гарри Поттер, пусть и давно вышедший из подросткового возраста, знает его самую страшную тайну: он может быть сопливо-нежным, отвратительно-заботливым и приторно-многословным.
- Какой позор! – простонал он из перины. – Я хочу умереть!
