- Как же он на тебя похож, Дейм. Наверное, от этого наблюдать его непотребства особенно... неприятно.
- Он…
- Я знаю, - невесело усмехнулся Снейп, осторожно высвобождаясь. – Остепенится, оценит мои несомненные достоинства, полюбит. Но знаешь что? Чем дольше все это длится, тем отчетливей я осознаю, что устал. Я чувствую себя стареющей Джиневрой, ждущей своего героя. Только ей понадобилось восемь лет, чтобы добиться своего, а мне вся жизнь. Вся моя долгая, одинокая жизнь с прорвой работы и холодной постелью. Но как только мне удается себя уговорить, что личное счастье – еще не вся жизнь, что есть работа, нужная и интересная, книги, путешествия, наконец, как появляешься ты. Сильный, красивый, полный до краев той жизненной силой, что так манит меня, и все мои умные, правильные мысли начинают казаться смешными. Я снова… снова тянусь к тебе, выворачивая свой мир наизнанку. Как в семнадцать, двадцать три, тридцать, тридцать пять, тридцать восемь. Всю жизнь. Ты, как ловкий кукольник, достаешь меня из пыльного сундука, отряхиваешь от нафталина и выставляешь под свет прожекторов. Каждый раз после этого, снова оставаясь во тьме, за захлопнувшейся крышкой, отрезающей от меня остальной мир, я все меньше жду, что это когда-либо изменится.
Деймос с горечью осознал, насколько Северус прав, и… ему вдруг стало страшно. Что, если однажды он просто устанет его ждать? Измотанный, охладевший, но зажегший в нем тот самый огонь, которым он, Гарри-Деймос, уже наполнил свою жизнь?
- Прости меня, - искренне сказал он, снова прижимая его к себе. – Прости, прости… Я так… люблю тебя, Северус.
- Я знаю. У меня есть порт-ключ во Францию. Завтра во второй половине дня я закончу эксперимент, и мы сможем отдохнуть пару дней.
- Северус…
- Все будет хорошо, Дейми. Прости, мне пора. До вечера. Не забудь заказать Майклу обед. Он привидение, ему есть не обязательно, а сам я практически не бываю дома.
- Хорошо, - Деймос все никак не мог его отпустить, гладил по спине, целовал в висок.
- Мне действительно пора, малыш. Отпускай.
От этого «малыш» на душе стало совсем погано, и Блэк еще долго после ухода Северуса смотрел в камин, пережидая острую душевную боль, такую, как бывает только от горя, боли за другого, самого близкого. За себя никогда не бывает больно так, как за тех, кого любишь.
Глава 71
Бездействие для Деймоса было хуже самого тяжелого рабского труда. Покопавшись в себе и повздыхав около получаса, он решительно поднялся и аппарировал в спальню. В большом шкафу действительно вся правая половина оказалась забита его вещами, забытыми, купленными, подаренными Северусом в разное время. Порывшись там, он все-таки достал из кармана своей неизменной куртки небольшой кожаный несессер и бросил его на нижнюю полку. Похоже, каждый раз притаскивая в собственное прошлое упакованную заботливым Критчером сумку, он половину умудрялся оставлять здесь – в шкафу нашлось все необходимое, от теплых зимних мантий, купленных у Малкин перед войной, до белья, приобретенного в Италии. Вспомнив, как проходила примерка в огромной зеркальной примерочной, как жадно загорались глаза Северуса, стоило ему показаться в очередных плавках или шортах, Деймос фыркнул.
Северус тогда задернул тяжелую бархатную портьеру, шепнул «Дуро» и, наложив мощное заглушающее, прижал его к холодной поверхности зеркала, схватил за член и, целуя в шею, быстро довел до такого яркого, оглушительного оргазма, что у Деймоса потемнело в глазах. Сам Северус потом, прижавшись к нему, загнанно дышал, глотая собственный крик и выгибаясь от торопливых, будто украденных ласк и кончил, крепко зажмурившись и закусив губу.
Они тогда купили у смешливой продавщицы всю новую коллекцию, принося извинения за несдержанность. И вот теперь Блэк крутил в руках ярко-красные трусы с кокетливой ромашкой на самом интересном месте и улыбался.
«Северус, я отогрею тебя. Я больше никогда тебя не оставлю, только потерпи еще совсем чуть-чуть. Если бы я мог пристукнуть самого себя теперешнего, разгульно шляющегося по клубам, забывающего имена и лица случайных одноразовых любовников еще до оргазма с ними, закрыть под замок… но без этого выжигающего душу, опустошающего загула, он не сможет осознать всю бесцельность такого существования. Оставалось надеяться, что ты это тоже понимаешь. Хотя бы умом. Сердцем понять такое невозможно».
Быстро переодевшись в «приличную» одежду, Деймос подошел к зеркалу и тщательно наложил гламур, отращивая рыжие локоны и заставляя глаза стать синими, как летнее южное небо.
«С учетом того, как выглядит сейчас Поттер, мой гламур почти не обманет тех, кто хорошо его знает. Спишем все на родство и Блэковскую породу».
Шагнув в камин, уже через несколько мгновений он выходил в почтовом отделении Косого переулка.
- Добрый день, мистер…
- Блэк, - ответил Деймос словоохотливой ведьме-служащей, внутренне настроившись на южный акцент. – Прошу извинить, спешу, - пресек он дальнейшие ее попытки заговорить с ним. Мадам Поуллз он знал слишком хорошо, чтобы позволить той лишний раз раскрыть рот и задержать его минимум на полчаса.
Выйдя на улицу, он вдохнул знакомый воздух позднего летнего лондонского утра и направился в Гринготтс. Дела, которые он начал вести еще во время войны, несколько теневых предприятий, о которых Поттер еще ничего не знает, требовали его внимания хоть иногда, вот так, раз в несколько лет. Благо, ему достаточно повезло с управляющим, чтобы не заморачиваться постоянным контролем финансов.
Стоило ему оказаться на нижней ступеньке белоснежной лестницы, как его окликнули:
- Дейм! - Нарцисса, как всегда прекрасная, в легкой бледно-голубой мантии спешила к нему с просто неприличной для леди скоростью. – Постой.
- Стою, - улыбнулся Деймос, склонившись к ее ручке. – Как вы, моя леди?
Она некоторое время пристально вглядывалась ему в глаза, а потом тихо сказала:
- Уделишь мне несколько минут?
- Нарси, ты могла бы не спрашивать. К мадам Жаклин?
Леди Малфой быстро кивнула, и, не давая опомниться, взяла под руку.