Токи страстного желания бежали мурашками по коже, разгорячённое увлажнённое лоно

искало встречи с тем, что погасит этот невероятный сладкий огонь, пожирающий изнутри

голодное и жаждущее тело.

Оторвавшись от губ женщины, губы мужчины совершали медленное путешествие, изучая

нежную бархатную кожу шеи, прикусывая уши, спустились к груди, целуя и покусывая,

посасывая взбухшие соски, играя с ними языком... Фрося уже не могла сдержать

рвущийся наружу крик, она стонала, извивалась, руки, как две белые птицы порхали по

спине опытного любовника, низ тела до неприличия совершал поступательные движения,

ища бессознательно то, что напоит изнемогающее от желания лоно.

А губы искусителя продолжали совершать путешествие по телу... Обцеловав каждую

клеточку живота, губы достигли впадины пупа, куда влажный кончик языка проник,

доводя и так обезумевшую женщину до новых криков и стонов. Воспалённые высохшие

губы любовницы шептали слова любви, склоняли имя любовника на все ласкательные

лады, а потом начали умолять овладеть ей, войти в неё, разорвать её... - нет больше сил

выдержать эту окаянную муку.

И вдруг голова Семёна скользнула между ног Фроси, обцеловывая атлас внутренней

стороны бёдер, он впился ртом в разбухшее от вожделенной влаги лоно, проникая языком

в глубины пышущей жаром, истекающей вожделенной пещеры, выныривая и нежно

касаясь кончиком языка трепещущего выступа.

Бёдра женщины обхватили голову искусителя, движения навстречу набрали невероятную

скорость, она разразилась бурным оргазмом, сопровождающимся истошным криком

раненного зверя или подбитой птицы.

Тело Фроси распласталось на меху шубы, кровь толчками билась в висках, в голове

шумело, каждая клеточка тела жила воспоминаниями поцелуев, губ и языка, сквозь

прерывистое дыхание раздавались затихающие стоны, и в этот момент... опытный

любовник приподнялся на руках, мягко пальцами раздвинул сочившееся от бурного

оргазма лоно и медленно, медленно вошёл в него своим вздыбившимся скакуном,

погружаясь в глубины давно жаждущей соития плоти.

На миг женщине показалось, что кровь остановилась, зазвенело в ушах. Появилось такое

ощущение, что все чувства сконцентрировались в слиянии двух ищущих наслаждения

органах.

И разом, казалось бы, остывающая плоть женщины возродилось к жизни. Она выгибала и

выгибала навстречу партнёру своё сильное тело, ноги непроизвольно поднялись вверх и

два пронзительных крика - мужчины и женщины - одновременно разорвали тишину,

опадая прерывистым дыханием.

Фрося лежала, прикрыв глаза, а Семён нежно целовал её во влажные веки и реснички, в

опухшие, потрескавшиеся губы, ушки и за ушками, по шее возвращаясь опять к губам.

Она мягко его отстранила, села, стеснительно прикрывшись углом шубы и заливисто

засмеялась:

- О, только ради этого стоило проехать десять тысяч километров. Мне уже почти

тридцать семь лет, ты будешь помладше, но ненамного... До сих пор я не смогла обрести

ни надёжного любящего мужа, не получила и маленькой толики постельного бабьего

счастья... но за эти несколько минут я получила то, что можно будет вспоминать до конца

своей жизни... И неважно, как сложатся наши отношения, я ни на что особенное не

претендую, мне достаточно сейчас вот этой любви, я готова её черпать ковшом большой

медведицы, и мне наплевать на все разговоры вокруг, только не на мнение обо мне сына.

Я поняла, что ты очень опытный любовник и сколько у тебя было женщин, представить не

берусь, да и не хочу. Возможно, я новая игрушка в твоих жаждущих развлечения руках и я

готова ею быть, но единственной, пока ты играешь со мной.

Ай, ничего не говори, тебе лучше идёт, когда ты молчишь и играешь на мне лучше, чем

любой баянист на баяне. Сегодня я твоя единственная, это я знаю точно, а что будет

завтра, не надо обещаний, я им больше не верю...

Вскоре любовники, одетые в шубы на голое тело и обутые в валенки на босые ноги,

бегали по дому - затопили печь, приготовили закуски и выпивку, но всё осталось на столе

нетронутым, потому что разгорячённые жаром печи, движением, а главное близостью

влекомых друг к другу тел, они слились в долгом нежном поцелуе...

Скинуты шубы и валенки, и они уже под тёплым ватным одеялом жадными руками и

губами изучают все впадинки, выступы пылающих желанием тел.

И, неважно, что за окном воет вьюга, а на градуснике за минус тридцать, что за плечами у

них уже долгая тяжёлая жизнь, что завтра совершенно не выглядит ясным... - есть только

сегодня, есть только это мгновение, в котором они вдвоём одни на целом свете.

Фрося выбралась из-под одеяла, вскочила на ноги, подняла за руки сопротивляющегося

Семёна и затанцевала от холода и счастья:

- Ну, хозяин, грей хату и корми гостью...

Фрося совсем не стеснялась своего голого тела, а ведь она впервые демонстрировала его

при дневном свете на глазах мужчины, который бежал по нему жаркими губами:

- Сёма, Сёма, хватит, хватит, я сейчас умру в твоих руках...

Счастливая женщина подставила свои распухшие от поцелуев губы для очередного

слияния с губами опьянённого любовью мужчины.

Чуть не чуть они оторвались друг от друга, даже их жаркая любовь не могла нагреть

стылый воздух избы.

Накинув на голые тела полушубки, а на ноги валенки недавние страстные любовники

забегали по дому, растапливая печь и накрывая стол для позднего ужина, на них напал

невероятный голод.

Они шалили за столом, как малые дети, то подбрасывая друг к другу в тарелку лакомые

кусочки, то облизывая друг другу руки и губы, надолго опять замирая в поцелуе:

- Фросенька, солнышко моё ясное, а не пойти ли нам опять в постельку?...

И они смеясь нырнули под уютное одеяло.

Млея от ласк ненасытного мужчины, Фрося шептала:

- Сёмочка, ах, ты мой Сёмочка, я уже получила столько наслаждения, сколько не имела за

всю свою почти двадцатилетнюю бабью жизнь...

И она сделала то, на что бы не осмелилась ещё минуту назад, обхватив пальцами ту часть

мужского тела, на которую раньше и смотреть стеснялась, ввела самостоятельно в

разгорячённое лоно.

Прикрывшись ватным одеялом, они с наслаждением предавались любовным ласкам и

опять Фрося млела под руками и губами Семёна, и опять их соитие было подобно вулкану

с кипящей лавой.

Уже под утро уставшие и разомлевшие от любовных утех, они снизошли до серьёзного

разговора.

Семён облокотился на локоть, навис над Фросиным лицом, глядя прямо ей в глаза,

заговорил:

- Я как только тебя увидел возле магазина Аглаи, сразу понял, что ты моя погибель или

самая большая любовь.

После той нашей поездки в город прошло больше трёх месяцев, а я всё это время думал

только о тебе.

Я запретил себе приближаться к тебе, зная, что ты замужняя и что никогда не пойдёшь на

то, что бы изменить, ведь это было написано в твоих необыкновенных глазах.

Я и не хотел от тебя краденой любви, я хотел тебя всю без остатка, такую, как сегодня.

Фросенька, я не прошу верить мне, это твоё дело, но все эти месяцы после нашей первой

встречи, даже помыслить не мог о другой женщине.

Но я так же знал, что далеко не всё благополучно в твоих отношениях с мужем, в посёлке

ведь не укроешься.

Твой уже бывший, а я уверен, что бывший, вёл себя так, что впору его было задавить за

это поведение по отношению к тебе.

Не буду скрывать, я ждал тебя, как в детстве ждут обещанный подарок.

Заходил часто в магазин к Аглае и как будто попутно интересовался тобой

Да, я набился в гости к твоей подруге, что бы вместе встретить Новый год, что бы вместе