вполне дружеские чувства. Любви не было, но она на этот раз проявила

несвойственную ей слабость:

- Стёпушка, как же я буду жить с тобой в одной хате до свадьбы?..

Степан нахмурился:

- За кого ты меня принимаешь, я разве не ведаю, где мы живём и сколько

вокруг досужих языков...

Степан и правда не позволил себе никакого насилия по отношению к

испуганной девушке, более того, завёл её в хату, а сам ушёл жить в кузню.

- Ты не думай, у нас будет всё по-людски со свадьбой и прочим, а ты пока

тут хозяйничай, обвыкай...

Фрося не часто встречалась со своим женихом, тот или работал, или

заседал в различных комиссиях, но, сталкиваясь иногда во дворе, она ловила

на себе его похотливые взгляды, и по сердцу пробегал холодок, то ли от

страха, то ли от отвращения. Она уже точно для себя решила, что полюбить

жениха вряд ли сможет, но всё же надеялась, что со временем привыкнет,

живут же так многие бабы и ничего.

Вместе с ней в доме обосновалась мать Степана, и это во многом спасало

ситуацию, и без того сплетен хватало, городишко-то маленький. Летом

сорокового года сыграли скромную свадьбу, на которой не оказалось

родственников Фроси, а только Степанова родня, руководители местной

власти и несколько ребят и девушек из бедных семей, развлекавшихся вместе

с молодожёнами когда-то на завалинке.

На свадебном столе было всё, как положено. Он был заставлен

традиционными для этих мест закусками, всюду между блюдами красовались

бутыли с самогоном, местными винами и наливками, и даже напротив

высокопоставленных гостей блестели сургучом пробки от бутылок казённой

водки. Молодёжь и подвыпившие пожилые люди лихо отплясывали под

аккомпанемент местных

знаменитых музыкантов еврейского происхождения. Скрипка, кларнет и

барабаны в руках виртуозов творили чудеса, зазывая танцующих в круг на

польку, лявониху и другие зажигательные танцы, а в перерывах молодёжь

под общий смех состязалась в частушках под залихватскую гармошку.

И вот последний пьяный гость покинул двор, родственницы и соседки,

наскоро кое-как прибрав со столов, разбрелись по своим дворам, а на

крылечке осталась сидеть молодая пара - Степан в новом костюме и Фрося в

нарядном белом свадебном платье с фатой, покрывающей её шикарные

волосы. В печальных глазах невесты застыли слёзы, а сердце готово было

выскочить из груди, кровь пульсировала в висках вместе с неотвязной

мыслью: "Боже мой, что я наделала, что я наделала..."

Степан выкурил подряд две цыбарки, взял Фросю за руку и молча завёл в

дом. Они прошли в заднюю комнату, жених сорвал фату и впился жадно в

сочные губы невесты, а Фросе вспомнился в этот момент нежный поцелуй

Алеся перед отъездом в Варшаву, и сердце защемило тоской.

Степан резко отстранился и стал быстро раздеваться, многозначительно

поглядывая на зардевшуюся Фросю. Под грузным телом мужчины

заскрипела кровать, она взглянула в его сторону и увидела, что тот уже

лежит, накрывшись до груди лёгким одеялом.

- Стёп, а Стёп, отвернись, пожалуйста, неловко как-то...

Но Степан даже и не подумал, он лежал на боку, положив на согнутую

руку голову, и, ухмыляясь, разглядывал оробевшую невесту:

- Ну-ну, давай быстрей, и так столько время рядом ходил, как кот около

сметаны... - и загоготал.

Фрося стыдливо сняла свадебное платье и, обнажённая, быстро юркнула с

другой стороны кровати, натянув одеяло до глаз.

Они полежали молча некоторое время, потом Степан притянул к себе

упругое тело невесты, подмял под себя, и, неловко раздвинув ей ноги, вошёл

в девственные глубины, до сих пор не ведавшие соития с мужчиной...

Пронзительная боль от низа живота, казалось, прострелила в голову,

суетливые и резкие толчки в глубине её тела отзывались ударами пульса в

висках, но вдруг эта пытка закончилась, и на Фросю накатила мысль, а как

же это произошло бы с Алесем... И из глаз по щекам побежали к губам

горькие слезинки.

Степан неуклюже отвалился от измученного тела Фроси, развалился на

своей половине кровати и вскоре захрапел. Молодая жена до утра не

сомкнула глаз, душу разрывала тоска, обида и горечь о невозвратном, и

подспудно тяготила мысль о допущенной страшной ошибке.

Как только стало светать, она подскочила с ложа, быстро оделась,

умылась и пошла выполнять обязанности хозяйки: подоила корову, насыпала

зерна курам и вывалила свиньям обильные остатки со вчерашнего свадебного

стола.

Вернувшись в хату, обнаружила, что муж уже поднялся, сидит за столом и

пьёт из кружки простоквашу.

Степан посмотрел хмурым взглядом на Фросю и заметил:

- А тебе не кажется, что подобает подавать завтрак мужу перед тяжёлым

рабочим днём?..

Фрося потупилась:

- Стёпа, а откуда я знала, когда ты поднимешься, ведь надо по хозяйству

управиться...

- Ну, так теперь подгадывай...

Он свернул цыбарку из махорки, выкурил, сидя на крылечке, и отправился

в кузню, откуда через несколько минут раздался стук молота о наковальню.

Жизнь вошла в свою колею, Фрося занималась домашним укладом,

приводя холостяцкую хату мужа в порядок уже на правах полноценной

хозяйки. Дом был ещё почти новым и большим, она тщательно выдраила

полы, вымыла окна, и в комнаты хлынул весёлый свет летнего дня... Затем

она навела красоту на кухне, развешала занавески, в доме стало чисто и

уютно, но на Степана это не произвело особого впечатления. Он ничем не

выразил радость по этому поводу и благодарность молодой жене, хотя было

видно, что остался доволен.

В часы, когда они оставались вместе в доме, не часто можно было

услышать доверительную беседу двух только что поженившихся молодых

людей, и те сводились в основном к обсуждению хозяйственных нужд,

ближайших покупок и разговорам о необходимых заготовках и запасов на

зиму.

Почти каждую ночь Степан подминал под себя безвольное тело жены и с

неистовостью молодого самца без предварительных ласк проникал в её лоно,

а после кульминационного толчка отваливал, ложась на спину с

удовлетворительным выдохом.

Фрося больше не чувствовала боли от этого проникновения и дальнейшей

возни мужа в её глубинах. Даже иногда что-то приятное возникало в ней,

заполняя теплом низ живота и разливаясь короткой сладостной дрожью по

всем клеточкам просыпающегося тела... Порой так хотелось продления этого

волнующего момента, но почему-то Степан, не чувствуя её желания,

изливался горячей тугой струёй и покидал её, не одарив даже поцелуем, и от

этого молодая женщина чувствовала себя раздавленной и испачканной.

Уже через месяц в нужный срок к Фросе не пришли месячные, о чём она и

поведала мужу, думая, что этим сообщением она выведет их отношения на

более любовный лад, и ожидала, что обрадованный муж станет ласковей

относиться к ней.

- Слышишь, Стёпа, а я, кажись, понесла...

- Понесла или кажись?..

- Понесла, понесла, уже почитай неделя задержка...

- А ты что думала, я мужик справный во всём...

Улыбаясь, он заметался по хате, схватил бутыль с самогоном, кое-какую

снедь и ушёл к новым друзьям отмечать эту радость.

Грустная Фрося сидела на лавке в горнице и шила себе платье на

несколько размеров больше, предвосхищая предстоящую полноту от

беременности, зная, что скоро оно ей понадобится. И всё же хотела

дождаться мужа и обсудить их радость, планы на будущее и, возможно,

ласки потенциального счастливого отца.

Степан ввалился в избу далеко за полночь.