— Ты считаешь, что он украл деньги? — спросила она в лоб.

— Это только вершина айсберга, Пич. Я просмотрел некоторые документы. Мне тоже стало любопытно, что за вложения сделал Дрейк во время болезни. Все сделки заключены с теневыми корпорациями. Похоже, Хорас стал воровать еще при жизни Дрейка. Бог знает, что еще мы откопаем!

Доминик опустил лицо в ладони. Выглядел он постаревшим и очень уставшим.

Пич встала и медленно подошла к тому месту, где был спрятан микрофон.

— Дуглас, идите сюда, — сказала она тихо.

Подойдя к Доминику, она взяла его под руку.

— Вы даже не представляете, как вовремя вы решили мне все рассказать. Прошу вас, не расстраивайтесь. В конце концов деньги — это еще не все в жизни.

В кабинет вошел Дуглас, и Доминик с удивлением уставился на бывшего охранника Дрейка. Дуг, рассказав банкиру о попытках покушения на жизнь Пич, добавил:

— Мне кажется, мистер Петрони, что за всеми этими событиями стоит Беллер. Он понял, что его раскусили, и решил прихватить сколько возможно и побыстрее скрыться. Вы не знаете, куда он мог уехать?

— Не знаю, — покачал головой Доминик. — С трудом могу поверить во все это. Хорас был ближайшим доверенным лицом Дрейка. Он обсуждал с ним все сделки. Дрейк всегда утверждал, что более честного и мудрого человека не встречал.

— Там, где замешаны деньги, врагами часто становятся ближайшие друзья, — заметил Дуглас. — Не думаю, что вам есть о чем беспокоиться. Мои люди займутся этим типом, и ему придется вовсю спасать свою голову, так что ваши деньги он едва ли успеет потратить. Тем не менее во избежание неприятностей мои люди будут настороже.

Дуглас ушел, а Доминик остался, чтобы убедить Пич в своей невиновности, а она, в свою очередь, успокаивала его в том, что вполне доверяет ему.

— Дело даже не в деньгах, — пояснила Пич. — Он предал нас всех, и прежде всего память Дрейка. Но зачем ему было пытаться меня убить? Наверное, дело не только в моем желании управлять имуществом? Первая попытка была задолго до нашего памятного разговора.

— Я уверен, что дело в условиях завещания. Именно Хорас настоял на том, чтобы в нем появилось условие, по которому право распоряжаться имуществом в случае твоей смерти наступило бы только, когда старшему из детей исполнится тридцать. Если бы тебя не стало, за несколько лет он мог бы перекачать в свой карман все деньги.

— И не собирался делиться с тобой?

— Послушай, Пич. Моя роль в этом спектакле оказалась не слишком хорошей. Моя вина в том, что я не обращал на многие детали должного внимания. Хорас делал что хотел.

— И сколько он на этом заработал?

— Не один миллион долларов. Состояние таяло на глазах. Именно поэтому я так жестко обошелся с тобой и Стивом. Но Хорас был куда ближе к деньгам, чем я. Он мог производить любые банковские операции.

— Дрейк ему полностью доверял.

— Как и я, — вздохнул Доминик.

После его ухода Пич вернулась в спальню, чтобы переодеться к приходу гостей, однако настроение у нее было совсем не праздничное. Мысли крутились вокруг недавнего разговора. Постепенно депрессия сменилась гневом. Нельзя позволить Хорасу уйти от наказания! Вспоминая банкира, его привычки, его вскользь произносимые слова, она вдруг пришла к мысли о том, что он может быть сейчас у любовницы. Ну конечно! Почему ей раньше не пришло это в голову? Пич кинулась к телефону.

— Дуглас, выясни кое-что. Есть женщина по имени Джорджия Мартин. Живет в Сан-Диего, но долгие годы она встречалась с Хорасом в отеле «Розарта-Бич» в Баие. Если еще не поздно, ты можешь застать Хораса там.

— Прекрасно. Выезжаем немедленно. Не беспокойтесь, связь с местной полицией у нас налажена.

Пич опустила трубку, поздравляя себя с тем, что умудрилась запомнить маленькую историю, когда-то рассказанную Дрейком о любовнице Хораса. Пич задумалась, почему он продолжает держать в тайне эту связь. Жена его умерла, и препятствий для открытых отношений не было. Существовало лишь одно объяснение: Джорджия его сообщница.

«И тем не менее надо уметь жить настоящим», — подумала Пич, просматривая свой гардероб. Сегодня Рождество, и она сумеет оставить в прошлом неприятности и будет веселиться от всей души. Надо радоваться уже тому, что она еще жива.

Ранним рождественским утром Грэйс проснулась от сновидений, полных болезненных и жутких воспоминаний. Надо внести порядок в жизнь дочери, по вине матери превращенную в жуткий сумбур. Надо найти слова. А это самое трудное. С чего же начать?

Кейси проснулась, когда уже мать встала.

— Мама, ты о'кей?

— Я в норме, дочка. Поспи еще. Очень рано.

— Нет, я выспалась. Давай попьем кофе.

Решимость пропала. Может быть, не стоит омрачать Рождество и тяжелый разговор подождет? Нет. Ждать нельзя, иначе она так и не осмелится довести дело до конца. Найдутся другие поводы.

— Кейси, я должна кое-что тебе рассказать, — начала она, забираясь обратно в постель.

«Будь мужественной, — приказала себе Грэйс, — но не сломай психику своего ребенка, сразу сваливая на нее лавину жестоких фактов».

— Кейси, я должна рассказать тебе историю. Историю моей жизни. Ту правдивую историю, которую должна была рассказать тебе уже давно. Холодным снежным вечером, когда я была еще девочкой, я повстречала красивого молодого человека… Звучит как начало сказки, но это далеко не сказка. Он был хорош собой и неглуп, а я была маленькой, жаждущей нового дурой, вполне готовой расстаться с девственностью. Я была свежим человеком в колледже, и хотя я с удовольствием продолжала бы наши отношения, роман закончился очень быстро, так как его интерес был вызван только новизной впечатлений. Не могу сказать, что я его любила. В итоге я оказалась беременна. Если бы даже мне удалось найти того, кто сделает аборт, едва ли я смогла бы на это решиться. Умертвить ребенка в утробе матери и сейчас кажется мне страшным преступлением. Наверное, и тогда я рассуждала так же.

Грэйс замолчала и взглянула на дочь. Та внимательно слушала.

— Как бы там ни было, я заставила его дать мне денег, две сотни долларов, но он потребовал в обмен расписку о том, что я снимаю с него всю ответственность. Я уехала. Просить помощи у родителей я не могла, они бы умерли от горя. Я уехала в Чикаго к сестрам. Они оказывали мне покровительство до самого твоего рождения. Я помню, как была счастлива, родив тебя, и как гордилась своим ребенком. Эта гордость осталась у меня и по сей день. Как только я немного оправилась после родов, сразу уехала в Калифорнию, туда, где мы обе могли наслаждаться солнцем.

Кейси напряженно слушала рассказ, снимающий тайные покровы с жизни ее матери. Грэйс не оставляла камня на камне от той пасторальной картины, которую сама же нарисовала для дочери. Одно за другим всплывали имена Лили, миссис Голдхаммер… Грэйс плакала, вспоминая страшную ночь изнасилования, и Кейси плакала вместе с ней.

— Те шрамы на теле вовсе не следы автомобильной аварии — это ножевые раны. Я должна была умереть в ту ночь, моя сладкая, но осталась жива только благодаря тебе — я заставила себя жить ради тебя.

Грэйс решила рассказать обо всем: и о том, как решила пойти на панель, и о настоящей автомобильной аварии. Теперь Кейси знала, кем стал для ее матери Дрейк Малони.

— Я снова попала в госпиталь, все оказалось иначе — судьба даровала мне отца-благодетеля.

Слушая рассказ, Кейси все же не удержалась от вопроса:

— Тот парень, мой отец, его звали Пауль Гейбл?

— Нет, девочка моя, это не его имя. Фамилию придумала мне сестра, когда я была еще беременна. Мы солгали, сказав, что мой муж служит на флоте. Кларк Гейбл был в то время кумиром, самой яркой кинозвездой.

— Но тогда… зачем ты так много лгала мне о нем?

— Я не могла отказать тебе ни в чем, даже в отце. Ты обожала слушать о нем. Я так привыкла к этому вымышленному персонажу, что почти поверила в его реальность.