«Пьер, ублюдок, — думала она, — ты знал, что это случится. Теперь надо искать какой-то способ, дабы сохранить хорошую мину…»
— Прости меня, Джейсон, но я должна была услышать твой ответ. Понимаешь, я встретилась с одним человеком. Я с ним сегодня ужинала и… ну, он мне понравился, но я не хочу с ним ничего иметь, если ты…
Слова путались. Трудно было объяснить ситуацию.
Джейсон привлек ее к себе и снова стал нежным и ласковым.
— И ты не хотела ложиться с ним в постель, думая, что я храню себя для тебя, так?
Она кивнула.
— Ты взрослая женщина, Пич. Делай то, что считаешь нужным. Ты так же свободна, как и я.
И они снова занялись любовью. Мысли у Пич затуманились, и, погружаясь в сладостное забытье, она успела подумать, что еще не готова к новой морали.
Глава 50
Дитя своей матери
Грэйс, как просила ее Кейси, села за свой стол в салоне красоты, названном ее именем. Странно, но салон показался ей чужим и этот ее рабочий стол — тоже. Ева разложила перед ней документы, счета, но Грэйс не могла сосредоточиться надолго, цифры утомляли. Кейси настаивала на том, чтобы мать как можно быстрее вернулась к работе, но Грэйс еще не была к этому готова. Интерес к работе угас.
Ева, как всегда, улыбалась. Зачем они напускают на себя столько веселья, когда говорят с ней? Раньше такого не было. Тогда каждый шел к ней с жалобами и недовольством, а сейчас расточает мед и елей, ставя ее в идиотское положение.
— Ну как, старушка? Что-нибудь выяснила для себя из тех бумаг, что я тебе передала?
— Нет, Ева. Я еще не готова к серьезной работе.
— Тяжко возвращаться к делам. Но без тебя нам трудно. Дела идут не так гладко, когда нет капитана на мостике. К Рождеству придешь в норму?
— Кейси вчера водила меня к Ньюману.
Все замолчали. Трудно было о чем-то говорить, встречая полное безразличие.
— Ева, скоро закончат причесывать Кейси?
Грэйс устала и хотела домой.
— Потерпи немножко. Бенджи закончит укладку минут через десять.
— У меня голова как решето. Ничего надолго не задерживается. Кто такой Бенджи?
— Бенджи — парикмахер, которого ты наняла за месяц до поездки в Чикаго.
Ева села рядом.
— Грэйс, не отчаивайся. Ты все еще болеешь. Для того, чтобы окончательно выздороветь, нужно время. Мы так боялись совсем тебя потерять.
— Ева, мне кажется, что я смотрю в видоискатель и изображение все время уходит из фокуса. Я пробую отрегулировать линзы, но ни резкости, ни яркости не добавляется.
— Ты здорово все описала. Ты говорила об этом врачу?
— Ева, что со мной случилось? Ты знаешь?
— Ты спрашивала у Кейси?
— Я боюсь.
Грэйс так сжала кисти, что побелели костяшки пальцев.
— Ева, мне кажется, я хотела себя убить. Это так? — Спрашивая, Грэйс смотрела прямо в глаза подруге.
Ева боялась зайти на запретную территорию, но подруга явно желала знать правду.
— Ты ничего не помнишь?
— Нет, кое-что вспоминаю. Хочется, чтобы это был очередной кошмар.
— Я не хочу тебе лгать, Грэйс. Ты приняла слишком много снотворного, но может быть… ты не хотела, может быть, это просто была ошибка в дозировке.
Грэйс улыбнулась, и Ева поняла, что мозг ее снова окутала пелена. Момент прозрения кончился.
— Я пойду проверю, как дела у Кейси, — быстро проговорила она, поспешив уйти из кабинета.
Бенджи делал укладку феном. Подойдя к Кейси, Ева потребовала у молодого парикмахера выключить фен и оставить их ненадолго вдвоем. Проворчав сердито, что вся работа пойдет насмарку, мастер отошел.
Ева вкратце передала суть разговора.
— Спасибо, Ева. Вы молодец. Впервые она задала этот вопрос. Прогресс очевиден.
Позже, по пути домой, Кейси попробовала втянуть мать в разговор, но та не была к этому расположена. Кейси напомнила, что сочельник они проведут дома одни, а на Рождество приглашены к Пич Малони.
— А кто там еще будет? — спросила Грэйс.
— Мэгги Хаммонд с мужем. Она оформляла новые апартаменты Пич. Лаура Аустин. Ты ее знаешь, она постоянная клиентка салона. Еще ждут нового любовника Пич.
— А как же Дрейк?
— Дрейк умер. Пич — вдова. Ты ведь помнишь, не так ли?
Грэйс помотала головой, словно это могло что-то прояснить.
— Господи, что же я сказала? Я ведь знаю, что Дрейк умер, как бы мне ни хотелось обратного. Кто-нибудь еще будет?
— Нет, к сожалению. Я надеялась, что Джерри Кейси к нам приедет, но боюсь его об этом просить.
В первый раз в разговоре матери и дочери прозвучало имя Джерри. Какое-то непонятное чувство заставляло Кейси не упоминать имени этого человека.
— Джерри? Кто он? — спросила Грэйс.
— Джерри Кейси, ты должна знать.
Реакция оказалась мгновенной и весьма бурной.
— Джерри Кейси? Зачем он здесь нужен?
Глаза Грэйс засверкали, щеки залил лихорадочный румянец. Она выглядела так, будто у нее начался приступ горячки, и Кейси испугалась.
— Мама, не волнуйся так, он не приедет, — сказала Кейси, узнав наконец, сколь негативно относится мать к ее избраннику.
Грэйс все не унималась.
— Он не может сюда являться! Никогда! Я этого не допущу! — В голосе ее появились командные нотки, которых в последнее время не было.
— Почему, мама? Объясни, — умоляла Кейси, но просьба ее опоздала.
Лицо Грэйс вновь приняло безразличное выражение, она снова погрузилась в прострацию. Кейси решила не сдаваться:
— Мама, ответь!
Но, как ни старалась Кейси, ей так и не удалось вызвать мать на разговор. Она уставилась в окно, поджав губы.
Приехав домой, Кейси с помощью Рудольфа усадила мать перед телевизором, а сама позвонила доктору Винчестеру. Она была уверена, что наткнулась на что-то существенное. К несчастью, он уехал на праздники, как и Джим Аустин. Кейси попробовала дозвониться до Пич, но Сара сказала, что ее нет дома. В растерянности девушка мерила шагами кухню. Занявшись приготовлением ужина, она не переставала думать над загадочным поведением матери. Неужели все дело во внебрачной беременности дочери? Неужели именно это толкнуло ее на самоубийство?
За ужином Кейси решила взять теплый, сентиментальный тон.
— Ты знаешь, мама, — сказала она, — давай каждая из нас расскажет сегодня о самом сокровенном. Сегодня особенный вечер. Рудольф, как ты думаешь? Мы ведь не часто ходим в церковь, так может быть, нам воздать молитву Господу прямо здесь, дома, за ужином?
Рудольф сложил руки и начал по-испански читать молитву Пресвятой Деве. Глаза его заблестели от слез.
— Спасибо, Рудольф. А теперь, мама, твоя очередь. Скажи, что ты сейчас чувствуешь.
Грэйс покачала головой:
— Нет, я не знаю, что сказать.
— Скажи что-нибудь, — настаивала Кейси.
— Хорошо. Я попытаюсь. Я счастлива, что нахожусь дома с вами обоими, а не в госпитале, где так холодно. Я счастлива, что здесь нет снега. Я ненавижу снег…
Они подождали, пока она скажет еще что-нибудь, но Грэйс молчала. Тогда Кейси решилась спросить:
— Я не знала, что ты ненавидишь снег, мама. Ты поэтому решила уехать в Калифорнию?
Грэйс кивнула:
— Да, снег приносит много бед. Ноги мерзнут и промокают.
— Расскажи мне о снеге, мама. Я хочу узнать побольше.
— Я не хочу больше о нем говорить. Мне становится холодно, и мурашки бегают по телу. Я не знаю, почему вдруг вспомнила о снеге. Теперь твоя очередь.
— Хорошо. Сердце мое полно любви и благодарности за то, что Бог вернул мне маму к Рождеству. Я больше не скорблю о том, что потеряла. Я верю, что тому суждено было быть. Я счастлива, что дом наш полон любви, и надеюсь, что и дальше буду жить в окружении людей, которые меня любят.
И хотя она не собиралась упоминать о потере ребенка, все-таки не смогла обойти молчанием это важное событие. Кейси спрашивала себя иногда, почему не испытывает той острой депрессии, о которой хотел предостеречь ее доктор Аустин. Сейчас она даже временами думала, что его вообще не существовало, ее больше волновало то, что Джерри может отказаться от нее, узнав, что ребенка не будет.