— Я до сих пор не понимаю, почему ты решилась на самоубийство.

— Сейчас будет самое горькое. Приготовься… Видишь ли… твой отец и отец твоего ребенка — одно и то же лицо.

Все. Слова произнесены. Обратно их не вернешь. Бог ей помог. Грэйс сумела это сказать.

Но дочь, казалось, не поняла. Требовалось время, чтобы такое могло уложиться в сознании, но когда смысл дошел до нее, Кейси изумленно воскликнула:

— Боже, нет! Джерри Кейси… мой отец? С чего ты взяла?

Грэйс онемела от страха и боли. Эта минута может обернуться куда большей бедой, чем все ночные кошмары, вместе взятые. Сейчас она потеряет дочь. Потеряет навсегда.

— Кейси, это правда. — И она потянулась к дочери, но та отшатнулась.

— Господи, почему ты сразу мне не сказала?! — в отчаянии закричала Кейси.

— Как, ответь мне Бога ради, я могла знать, что это случится? Как я могла подумать, что ты повстречаешь его и полюбишь? Кто мог предугадать такой поворот?

— Ты в этом уверена? Ты могла ошибиться. Ты не видела его почти тридцать лет! — Голос дочери звучал холодно и враждебно.

— Поверь мне, ошибки не было, — ответила Грэйс.

— Так ты для этого летала на восток? Ты с ним встречалась?

Грэйс хотела было дойти до конца, рассказать ей о попытке убийства, но не смогла. Если она расскажет дочери все, то может пожалеть о том, что не завершила задуманное. Тогда надо было убивать его или умирать самой. Слова застряли в горле. Кейси не должна об этом знать. Что такое одна ложь для ее грешной души?

— Нет… моя поездка… была лишь попыткой разобраться в себе самой, попыткой найти ответ.

— Ты так и не рассказала мне, почему решила себя убить.

— Когда я приехала домой, ты рассказала о его решении развестись. Я не знала, что делать. Я думала, что унесу с собой в могилу всю эту грязь и вы сможете жить счастливо.

Голос ее оборвался, и потекли слезы.

И сразу всю злость Кейси смыло как волной. Жалость к матери, восхищение ее жертвенностью захлестнули дочь, и еще страх, страх снова потерять близкого человека. На этот раз возврата не будет, мать уйдет от нее навсегда.

— Мама, прости меня! Сейчас все хорошо. Я больше не беременна. Я уже взрослая… Надеюсь, что взрослая. Не надо больше прятать меня от жизни.

После получаса слез и утешений Кейси решила, что пора передохнуть:

— Мама, давай попьем кофе. Прошу тебя, хватит. Мы обе живы, и у нас впереди много счастливых лет. Давай оставим прошлое в прошлом. Но я думаю, ты не будешь возражать, если я задам тебе еще пару вопросов. Только давай сразу договоримся — без слез. Идет?

— Имеешь право, — ответила Грэйс с бледной улыбкой на дрожащих губах.

— Ты помнишь что-нибудь из твоего пребывания в госпитале?

— Только какие-то фрагменты. Я не могла сложить из них целого. Хотя я и не старалась вспомнить.

— А когда я сообщила тебе о потере ребенка, хаос исчез, так?

— Видимо, так. Если бы ты не была беременна, я обязана была бы рассказать о том, что он твой отец.

— Я могла бы сделать аборт, — заметила Кейси.

— Это не твой выбор, дочка. Я сама бы на это не решилась.

— Я понимаю, что тебе трудно со мной согласиться, — сказала Кейси мягко, — но я считаю, что у женщины должно быть право выбора. Я не считаю, что аборт в первые двенадцать недель — это убийство, как заявляют некоторые.

Грэйс положила свою руку на ладонь дочери:

— Я остаюсь при своем мнении. Если бы в наше время аборт был бы таким же доступным, как и сейчас, у меня могло бы тебя и не быть.

— Мама, как ты можешь так говорить?! Ты столько страдала из-за меня! Если бы не я, тебя бы не изнасиловали. Ты прожила жизнь одна. Меня всегда удивляло, почему у тебя никогда не было любовников.

— Не было и не хотелось. Но, доченька, не надо рисовать мою жизнь черным цветом. Моя жизнь… просто чудесна! Мне посчастливилось добиться успеха в бизнесе, согласись, не каждой женщине выпадает такая удача. Жизнь не бульварный роман, сама понимаешь. Не верь, когда говорят, что одинокие женщины все несчастны.

— В одном обзоре я вычитала, что самая счастливая категория людей — это одинокие женщины и женатые мужчины, — ответила Кейси, смеясь.

— Кстати, мама, ты собираешься к Пич?

— А ты?

— Мне сдается, что нам стоит немного развеяться.

— Тогда едем. Но… она ничего не знает об истории с Джерри Кейси… Давай это останется между нами, хорошо?

— Я люблю тебя, мама, — сказала Кейси, обнимая мать.

— Кейси, — чуть отстранившись, тихонько спросила Грэйс, — этот… инцест нисколько тебя не волнует?

— Нет, мне, конечно, неприятно, но разбитой, униженной я себя не чувствую. Во-первых, никто из нас об этом не знал. Кроме того, не забывай, я изучаю серьезную литературу и многое знаю. Существуют культуры, где инцест становится ритуальным действием. — Кейси горько усмехнулась. — В школе у меня была подруга, которая рассказывала, что отец заставлял ее жить с ним с тех пор, как ей исполнилось десять.

— Господи! — воскликнула Грэйс.

— Эта девушка смирилась с тем, что происходит, но люто возненавидела отца. Однажды она спрятала под кровать магнитофон и сделала запись. Шантажируя, она добилась, чтобы он отправил ее в колледж подальше от дома. И никогда больше домой не ездила. Именно она заставила меня почувствовать радость от того, что с нами не живет отец, который заставлял бы меня с ним совокупляться.

— Не все мужчины негодяи, моя хорошая.

— Я знаю, мама. Мне нравилось иметь отцом Пауля Гейбла, и я рада, что ты создала его для меня… но сейчас я выросла. Давай пообещаем больше ничего не таить друг от друга. Что бы ни случилось, мы сможем взглянуть беде в лицо.

— Что ты собираешься делать с Джерри Кейси?

— Не хочу об этом думать. Слишком много всего навалилось на меня за этот час. Все сразу… и счастье от твоего возвращения… и горькая правда о Джерри… Я даже не знаю, радоваться, что мой отец жив, или плакать… Я больше его не люблю. Я так растерянна… И все же мне хочется насладиться этим днем. Все-таки сегодня Рождество. О Джерри я подумаю завтра. Наверное, просто позвоню и попрощаюсь. Бог знает, как это будет! Может, мы больше и не увидимся никогда. Наверное, для нас обеих будет лучше оставить все плохое за порогом и начать новую жизнь. Что ты скажешь?

— Я скажу тебе, что передо мной взрослая девочка. Взрослая, умная женщина, способная принимать решения. И я горжусь ею.

Годы боли и тяжкой тайны упали с плеч Грэйс, встречающей первое за долгие годы счастливое Рождество. Сегодня она наденет пурпурное платье и бриллиантовую диадему.

Перед тем, как покинуть дом, Кейси весело взглянула на мать и сказала:

— Как хорошо снова быть вместе! Ты снова стала моей мамой. Со счастливым возвращением!

— Я так счастлива, Кейси. Веселого Рождества!

Повинуясь внезапному порыву, Пич сделала еще один телефонный звонок.

Когда она при полном параде вышла из гардеробной, Джейсон, рассматривающий карточки для гостей, восхищенно присвистнул.

— Ты выглядишь весьма и весьма, — добавил он, погладив бриллиантовое колье на ее прекрасной шее.

— Все эти штучки настоящие?

— Это только декорация, как в кино.

— Неправда. Господи, надеюсь, ты не носишь их вне дома! Они стоят целое состояние, а может, два или три сразу.

— Не волнуйся, они хорошо охраняются. Кроме того, это колье и серьги далеко не самое дорогое в моей коллекции. Дрейк любил дарить мне ювелирные украшения. Он как-то назвал меня живой рождественской елочкой и сказал, что ему доставляет удовольствие развешивать украшения. Мне кажется, этот комплимент подходит к случаю, не так ли?

Джейсон не скрывал восторга. На Пич была белая шифоновая блуза с длинной белой шерстяной юбкой от Унгаро, схваченной у талии ярко-красным шелковым шарфом. Блузка имела глубокое декольте, и колье гордо блистало на белоснежной и гладкой коже. Легонько похлопав ее по спине, он усмехнулся: