Я обошёл чан и очутился возле лежащей на полу дивной шкуры непонятного мне животного. Больше всего поразил его размер. Если я правильно рассудил, то ростом сей зверь был с хорошего тролля. А его голову увенчивали мощные закрученные спиралью рога, наподобие тех, которые я видел у фигурок «воинов» снаружи здания.

Справа от входа (тут внутри тоже были те смешные фигурки старичков, поднимавших ручки к небу) шла широкая винтовая лестница, заканчивающаяся своеобразной площадкой.

Я перестал таращиться по сторонам и пошёл вперёд к столу, за которым восседали старейшины. Кстати, их столик тоже имел детские размеры.

Прямо за спинами семейки Задумчивых стояли шесты с круглыми щитами и снова неизменные бочки (очевидно элем они запаслись на несколько лет).

Старейшины в отличие от послов Сивых из Новограда, казались неприступными. В своих церемониальных одеяниях они походили на каких-то древних божков. Но что ещё поразило, так это обилие золотых украшений, и именно золотых. Они блестали в свете огней, как новёхонькие начищенные монеты.

На голове старшего из «ростка» был дивного вида шлем, издали походивший на голову кошки. Глаза ей заменяли огромные изумруды, а то, что я поначалу принял за рога оказалось ушами. Венчал этот шлем ниспадающий с макушки за спину белый конский хвост.

Я подошёл к старейшинам на почтительное расстояние и поклонился по старой традиции, а не по новомодной имперской в виде кивка головой.

Кажется, такая учтивость порадовало всех присутствующих тут гибберлингов.

— Приветствуем тебя, Бор! — проговорил старший из братьев Задумчивых. — У людей тебя прозывают Головрезом, у эльфом — Серебряным Бором. А послы Сивые упоминали тебя в своем послании, как Ховдинга, Законника.

Я вдруг понял, что фамилии гибберлингов в переводе на человеческий язык, звучат несколько комично. Все эти Ветродуи, Сивые, Глазастики, Пышки — смешно, согласитесь? Другое дело, когда говорят семья Дистир, или Танкевоск, или Фёрсиктигг. Это уже благозвучнее, хотя и выговаривать непросто.

Но это лишь моё мнение.

— Мы слышали о тебе от наших братьев из Новограда. Слышали много доброго и славного.

— Благодарю за тёплые слова. Для воина нет приятней славы, которая опережает его. Однако у меня просьба: я тут тайно, потому не хочу, чтобы люди знали моё истинное имя.

Не в моей привычке говорить подобные речи, но обстановка того требовала. Здесь, в Гравстейне, жили явно по иным канонам, нежели гибберлинги в столице. Древние традиции, аспекты жизни, взгляды — здесь чужой мир, чужие законы. Они даже традиционный календарь, каждый месяц которого носил название одного из двенадцати Великомучеников, покровителей жителей Сарнаута, не признавали.

Мне было непривычно видеть, что в таком громадном поселении обитают лишь одни гибберлинги, а людям отдали в управление лишь небольшой участочек земли у северной части посёлка, прозывавшийся тут Меннесфольг.

— Волглые рассказывали, что ты при нападении водяников на караван повёл себя достойно и практически в одиночку сохранил и плот, и то добро, которое он перевозил, — продолжал хвалебные речи старейшина.

— Добро добром, но не все уцелели.

— Это да, — кивнул головой старейшина. — Печально…

Тут к нему подошёл один из братьев и что-о шепнул на ухо.

— Ах, да! — спохватился Задумчивый и хвост на его шлеме дёрнулся в такт. — На твоём плоту перевозили сию вещицу, — с этими словами старший принял из рук подошедшего брата, судя по всему, небольшой нож. — Столичный мастер Эдд Шепелявый с братьями выковал бесподобный нож.

— Это «котта»? — спросил я, глядя на матовое лезвие.

Мне приходилось слышать о традиционном для гибберлингов ноже, который они называли «котта». Без гарды, прямой, небольшой длины, по отношению к рукояти. В общем, на вид самый простой и ничем не примечательный нож. Но вот легенд о нём и всяких историй ходило немало.

— Да, это он, — старейшина вроде как улыбнулся. — Рукоять из кости единорога. Красавец!.. Ножам дают имена, ты ведь знаешь. Но у этого оно есть.

Тут старейшина хитро усмехнулся, и его глазки-бусинки засветились лукавством.

— И какое? — спросил я, понимая, что от меня ждут именно этого вопроса.

— Законник!

И уже стало ясно, что меня ждёт подарок.

— Прими его, в знак нашего расположения, — закончил за старшего второй брат.

— Благодарю, но дело в том, что у нас, людей, не принято дарить ножи. И тем более принимать их, как подарок.

— Отчего?

— По древнему поверью, нож нужно либо изготовить, либо заполучить иным способом, чтобы не стать кровным врагом тому, кто дарит… У нас так и говорят: «Не быть на ножах».

— Да? — старейшина удивился. Но почитание мной своих древних традиций его несколько обрадовало. Оно и понятно, ведь они, гибберлинги, тут, в Гравстейне, тоже горой стоят за свои традиции. — И как быть? Неужто продавать?

Гибберлинг всунул нож в кожаный чехол.

— Вот что, — громко сказал он, — я назначаю за него цену… одну копейку.

— Так мало? Такая цена его оскорбит…

— Слова воина! — Задумчивый хлопнул себя по бедру. — Тогда назначь цену сам.

Я чуть задумался.

— Отдам за него столько, сколько есть монет в моём кошельке.

— Ну что же, цена назначена.

Я снял с пояса кожаный мешочек и бросил его брату старейшины. Тот хотел было открыть, чтобы пересчитать деньги, но старейшина его остановил, мол, цена так и останется тайной.

— Ты должен понимать, что приобрёл, — сказал он мне. — Покажите ему.

За дело взялся третий брат Задумчивых. Он аккуратно вытянул Ховдинг, словно опасаясь порезаться, и подошёл к «детскому» столу. Резким движением к себе, он снял довольно солидный кусок стружки с торца дубовой доски. Затем, положив медную монету на стол, удерживая при этом её двумя пальцами, он, как мне показалось, практически без усилий перерезал пятак напополам.

Я принял нож, оглядывая его со всех сторон. Потом лизнул темную сталь.

— Он ещё никогда не был в бою, — уверенно заявил я старейшине. — Потому он «голоден».

— Ещё бы не был! И не быть ему в бою, а на дне реки, не отбей ты плот…

Я убрал нож в ножны и засунул его за голенище сапога. Лицо гибберлинга стало несколько мрачноватым, и он вдруг заметил:

— Жаль, что таких как ты, Бор, не было на всех плотах.

Последнее он сказал с явным огорчением. Я сначала подумал, что погибшие гибберлинги были какими-то его родственниками. Но потом всё стало ясно.

— С Ингоса нам направили святую реликвию, изготовленную самим Правшой, — продолжал старейшина. — Это надо же: астрал преодолела, даже в столице никто из воров не позарился, а тут…

— Что за реликвия? — поинтересовался я.

Ответила сестра «ростка» Осторожных (то была молодая гибберлингская семья поселенцев, состоящая в кровном родстве с местными старейшинами):

— В тайне мы перевозили на Новую Землю святой манускрипт «Великое Древо»… Слышал о нём? Нет? В этой рукописи изложена и хроника от начала начал, от самых первых гибберлингов, от Аса и Эмлы, до великих опустошений. Здесь своды наших законов и традиций… Описание войн с орками…

— Отчего корабль сразу не пошёл на Новую Землю. Зачем такой длинный путь?

— Все хотели приложиться к этой реликвии. Так сказать, лицезреть её воочию. Ведь это практически единственная вещь, если не считать Копья Рона, оставшаяся от нашей прародины Исы. Мы везли её в специальном ларце… А скоро праздник Великого Мары, и мы хотели зачитать несколько глав из жизни этого славного мореплавателя.

Я всё это слушал и не понимал, зачем мне это всё рассказывают.

— Эти водяники, — теперь заговорил старейшина, — совсем распоясались. Третьего дня они пытались напасть на наше поселение, но мы отбились… Много их лодок порубили, а самих сбросили в холодные воды реки. Не думаю, что они в ближайшее время сунутся.

— Во главе водяников был Слим, — добавил брат старейшины.

— Их вождь?

— Да-да, ты слышал о нём? Страшная личность.