Солнце прошло половину пути, по которому оно двигалось по небу каждый день, и зависло прямо над землёй, стараясь разогреть, лежащий на поле снег, чтобы он начал таять. В это время в имение княгини Ангельды въехал отряд во главе с князем Олегом. Всадники проследовали через всю деревню и приблизились к хоромам княгини. Воевода Караган слез с коня и принялся с силой колотить в ворота. Никто не открывал.

— Спят они там, что ли? — предположил Караган.

— Как это спят? — удивился Олег. — Уже полдень, сколько можно спать? Стучи сильнее.

В это время створка ворот приоткрылась, и оттуда выглянул человек с недоумевающим выражением на лице.

— Что вы так стучите? — удивлённо спросил слуга. — Княгини нет дома.

— А когда она будет? — спросил Караган.

— А я знаю? — ответил вопросом слуга. — Она уехала вместе с князем Воличем.

— Не успели, — с досадой в голосе проговорил Олег. — Значит, мои предположения подтвердились. Волич с ней в заговоре. Ну, теперь ясно, кто устроил покушение на Рюрика.

Олег отозвал Карагана в сторону и сказал:

— Волич, очевидно, догадался, что я захочу поговорить с Ангельдой. Вот и поторопился увезти её, чтобы она не рассказала мне что-нибудь такое, что указало бы на его причастность к этому делу. Да, быстро соображает князь, ничего не скажешь. Что будем делать, воевода?

— Надо допросить слугу, — предложил Караган. — Пусть расскажет, когда они уехали и куда?

— Верно, — согласился Олег, — как же я сам до этого не додумался?

Князь Олег и воевода подошли к слуге. Караган взял его за воротник, встряхнул и грозно спросил:

— Когда уехали князь Волич и княгиня Ангельда? Только не вздумай врать. Враз тебя задушу.

Слуга и без того уже достаточно напуганный появлением нежданных гостей, явно недружелюбно настроенных к Ангельде, сразу же выпалил:

— Сегодня утром. Солнце ещё не взошло, а они уже выехали со двора.

— Куда они поехали? — продолжал допытываться Караган.

— Вон по той дороге, — сказал слуга и указал рукой в направление леса.

— Если сейчас же двинемся в путь, — уверенно проговорил Караган, — то к вечеру можем их догнать. Только надо пустить лошадей рысью.

— Ребята, по коням, — скомандовал Олег. — Рысью за мной, вперёд марш.

Отряд помчался по той же дороге, по которой утром уехали князь Волич и княгиня Ангельда. Кони мчались во весь опор, выдыхая клубы пара из ноздрей. Комья грязного снега вылетали из-под копыт и отбрасывались в стороны.

Ранним утром возле Босфора, недалеко от берега выстроилась флотилия князя Дира. Погода была прекрасная. Лёгкий свежий ветерок немного беспокоил море, создавая удобные условия для нападения флотилии на Царьград. На крепостной стене города стоял император Византии Михаил и внимательно смотрел на море. Это был мужчина средних лет, с окладистой чёрной бородой, крепкого телосложения и среднего роста. Император по характеру был человек прямой, и верящий только в то, что можно пощупать руками. Солнце ещё не поднялось над водой, и только багряный цвет неба на востоке указывал на приближающийся рассвет. К императору подошёл начальник стражи Царьграда Плитий и сказал:

— Ваше Императорское Величество, воины расставлены по восточной стене и готовы к бою. Только это вряд ли убережёт Царьград от падения. С другой стороны по равнине подходит войско варваров. У нас не хватит сил вести оборону на две стороны одновременно. Как известно Вашему Величеству вся наша армия покинула город и отправилась в поход на Сирию. В Царьграде осталась лишь городская стража и небольшой гарнизон солдат.

— Да знаю я, знаю, — раздражённо произнёс император Михаил. — Что ты мне об этом рассказываешь. Ты лучше скажи, что делать будем?

Плитий молча потупил взор вниз и ничего не отвечал. В это время на крепостную стену поднялся патриарх Цареградский Фотий. Почтенный возраст священника уже сказывался на здоровье патриарха. Фотий порядком запыхался, пока взбирался по лестнице, хоть и опирался на увесистый патриарший посох, который держал в правой руке. Он подошёл к императору, пригладил ладонью седую бороду, доходившую ему до пояса, и торжественно проговорил:

— Приветствую тебя Великий император Византии Михаил Богоподобный. Да прибудет с тобой всемогущий Господь Иисус Вседержитель.

Император презрительно взглянул на патриарха и с раздражением в голосе сказал:

— Что вы Святой отец выступаете, как на светском приёме у меня во дворце. Говорите нормально, не до церемоний сейчас. Видите, что творится. Армия варваров подошла к стенам Царьграда, а наша армия ушла. Войска в городе мало, того и гляди, варвары захватят столицу. А вы со своими глупостями.

— Напрасно вы, император, называете моё пожелание, чтобы наш Бог сопутствовал всем делам вашим, глупостями. Если Господь захочет, то он отгонит язычников от стен Царьграда в один миг.

— Да прекратите вы чепуху молоть, — всё больше раздражался император. — Вот сейчас варвары подойдут к городской стене с моря, а их соплеменники ударят по нам с суши, вот тогда никакой Бог нам не поможет.

— Какое Богохульство вы себе позволяете, Ваше Величество, — скорбно проговорил Фотий. — Вот поэтому Бог и наказывает вас, за ваше неверие в его силу.

— Какая там сила? — возмутился Михаил. — Вон где сила.

При этих словах император указал рукой на флот князя Дира.

— Толку от вас здесь ваше святейшество никакого не будет, как я понял, — сказал Михаил. — Пойдите, что ли помолитесь за нас Богу. Хоть какая-то польза, может, получится.

Патриарх удручённо покачал головой и направился по ступенькам вниз. Спускаясь со стены, он продолжал всё время что-то недовольно бормотать. Внизу его дожидался монах по имени Фома. Он приблизился к патриарху и спросил:

— Ну, что, Ваше Святейшество, что сказал Император?

— Что сказал? — переспросил его Фотий раздражённым голосом. — Велел идти мне… помолиться за него. Вот что сказал.

Фома почесал затылок и философски произнёс:

— А что это, пожалуй, правильно. Что же мы ещё можем сделать?

— Да, дела наши плохи, — проговорил Фотий. — Если язычники ворвутся в город, то вновь сожгут все наши храмы, и нас побьют, как в прошлый раз. И это ещё в лучшем случае. От этих варваров можно ожидать и чего-нибудь похуже. Уж не знаю, что и делать?

— А что, если использовать ризу Богоматери? — предложил Фома. — Помните, вы сами говорили, что она защищает от всяческих врагов и напастей.

— Говорил, то я говорил, — несколько сомневающимся голосом произнёс Фотий, — только там за стенами варваров превеликое множество. Вряд ли какая-то риза сможет им помешать ворваться в город. Вот, если бы наша армия была здесь, вот тогда и риза могла бы подействовать. А так….

— Что-то я вас не понимаю, Ваше Святейшество, — удивился Фома. — В Святом Писании сказано, что Фома не верил в силу Господа, за это его и прозвали Неверующим. А у нас с вами наоборот получается. Меня зовут Фома, а я верю в то, что риза Богоматери может помочь, а вы не верите.

— Ну, ладно, не умничай, — прервал его патриарх. — Скажи лучше, как ты её собираешься использовать. На головы варварам её, что ли бросать будешь, или сам в неё завернёшься? Только вряд ли это тебе поможет.

— А что, если её окунуть в море, — предложил Фома, — и попросить Господа, чтобы он сделал бурю на море. Вот флот язычников и потонет. И нашим воинам будет легче отражать штурм.

— Делай, что хочешь, — махнул рукой патриарх. — Только я к этому не причастен. Да над нами люди смеяться будут, если увидят, как я полощу ризу в море. Ещё подумают, что я на старости лет совсем из ума выжил. Пойду я лучше помолюсь в храм. По крайней мере, всем будет понятно, что я занимаюсь своими прямыми обязанностями в тяжёлую для города минуту.

— А я пойду к морю, — сказал Фома. — Так я возьму ризу Богоматери с вашего позволения?

— Да бери уже, — разрешил Фотий. — Всё равно, если язычники захватят город, то она уже никому не понадобится.