Гл. 3. После строфы 7. В поднебесье за горою Вьется след огнистый, Так скачи же ты со мною, Бедный прут пушистый. Словно с детства, с Украины, С горя да с ущерба, Память друга на чужбине — Прут пушистый, верба… Сб. 1952. Гл. 7. После строфы 7. Русь великая, с тобой После дней ненастных Озаренное борьбой Мы увидим счастье. Хоть сегодня мы идем По путям суровым, Но помянут нас потом Добрым, тихим словом… 234 ГС Гл. 1. Вместо строф 3–7. Когда простятся грешникам грехи, И нам простятся, малолетства ради, Мальчишеские, первые стихи, Записанные в старые тетради. Гл. 2. После 52. Из них теперь нет никого, пожалуй, Кто мог войти в ряды больших имен, Но через годы шлю им запоздалый, Такой сердечный, дружеский поклон… Посредственностью называли их… Не помяну их всё же словом черным, Был дорог им великий русский стих. Они трудились честно, непритворным Горенье было песен молодых… Пусть им стихи не удались, но часто Я в пору странствий, на путях земных, Встречал в строю былых энтузиастов — Веселых, бескорыстных и простых… 235 «Звезда». 1947, № 1. Гл. 6. Вместо 8–14. Три вечера с ним говорил. Сейчас поглядишь, на портрете Он выглядит старше, чем был. Ведь взгляд его молод, — то гневный, То ласковый, то озорной, И смех до того задушевный, Что сам молодеешь душой. Мне было легко с ним и просто… Да снова дорога зовет. В дыму пролетел Белоостров — Пожар у замшелых болот. Гл. 6. Вместо строфы 7. Стучат под колесами рельсы. Крепчает и ширится гул. Проходят леса-погорельцы… И вдруг я в вагоне заснул. «А крепко, приятель, вы спите, — Толкая, сосед говорит. — Уже мы приехали в Питер — Состав у перрона стоит». — «Спасибо, попутчик хороший». Вхожу в переулок кривой. Вдруг вижу: мужчина в галошах И в шапке-ушанке — за мной. Я в конку — он в конку за мною. Пешком — он за мною пешком. Нахмурившись, с палкой кривою Плетется унылым шажком. Проспекты. Дворы проходные. Орут лихачи на пути. Хоть был я в столице впервые — Сумел от филера уйти. Уже вечерело. И вскоре Я в поезд почтовый попал. …Прощай же, Балтийское море, Прощай, знаменитый вокзал… Ведь вот — как уйдешь от погони, И счастлив — смеешься до слез… Я ехал в зеленом вагоне, Трещал в перелесках мороз. Накурено. Дымно. Не спится, И дума одна в голове: «Как встретит вторая столица? Что ждет меня завтра в Москве?» Гл. 6. После строфы 9.
Рассвет удивительно синий. Светлеет полоска зари. На окнах лохматится иней. Скрипят на ветру фонари. И облако в отблесках резких… Но тихо у старых казарм, — Не видно нигде полицейских, Бежит осторожно жандарм. Спросил мужиков седоусых Я в самом начале пути: «Что слышно?» — «Стреляют в Миуссах». — «А трудно ли дальше пройти?» — «Не знаем…» Иду переулком, Пригнувшись под посвистом пуль. Навстречу мне с топотом гулким Промчался казачий патруль. Спешат. Перекошены лица. Несутся беспутные вскачь. Широкая площадь дымится, Как утром в пекарне калач. Гл. 6. Вместо строфы 12. Под режущим ветром, сутулясь, Я дальше бреду наугад. В кривые расщелины улиц Края баррикады глядят. Булыжники, ящики, доски Накиданы в пять этажей. В разбитом газетном киоске Обломки станков и дверей, И грудой зарядные трубки Лежат под широкой стеной. Идет человек в полушубке — Ружье у него за спиной. Да это ж и есть мой знакомый… А он, улыбнувшись, сказал: «Меня не сыскал бы ты дома», — И маузер мне передал. И сразу ж, рассыпавшись мелко, Над жесткою смутой снегов, По небу плывет перестрелка, Кругом тишину расколов. Хожу, пригибался низко… Ты поверху, пуля, лети! Хоть жжет мое сердце записка, — Нельзя с поля боя уйти. День кончился визгом снаряда… О, как мне был дорог потом Зеленый узор палисада И домик в районе глухом! Былого сплетаются звенья Со славою новых годов, — Москва была полем сраженья, Предвестьем грядущих боев. Стемнело, и выстрелы стихли, Один я стою у ворот. Клубятся над городом вихри, Со всхлипом поземка метет… Стою, пригибался низко, И думаю: «Как передам По адресу точно записку, Что вез я от Ленина к вам?» Огонь над оградой дощатой. Раскаты по небу плывут. Построившись по три, солдаты К большой баррикаде бегут. |
