109. ДРУГУ Опять приходят в наши годы Преданья светлой стороны, Неумолкаемые воды Бегущей к северу весны. Вся жизнь моя, как верный слепок, В моих стихах отражена, Не надо домыслов нелепых, Как снег ударит седина. И ты узнаешь, может статься, Стихи давнишние мои,— Там рог трубит, там кони мчатся, Раскатом тешат соловьи. Да, я поэт годов тридцатых, Но в ранней юности моей В седых бревенчатых закатах Гремели трубы журавлей. И, весь предчувствием томимый, Невольной грустью потрясен, Я повторял напев любимый, Стиха невысказанный сон. В мечтаньях сумрачных и трудных Мужали медленно года, Словами шуток безрассудных Меня встречали иногда. Нет, не был я поэтом модным, Я прямо шел своим путем, И время отгулом свободным Гремело в голосе моем. Вся молодость в труде упорном Чернорабочая моя, В пути далеком, необорном Последних странствий колея. Предчувствую побед начало, Не помню тягостных обид, Всё, что в душе моей дремало, Теперь в стихе заговорит. Есть в сердце мужество живое, Непобедимое ничем, И вот идут ко мне герои Еще не сложенных поэм. 1935 110–123. ИЗ «ПЕТЕРГОФСКОЙ ТЕТРАДИ» 1. «Как любовь возникает? В улыбке?..» Как любовь возникает? В улыбке? В первом взгляде? В движении глаз? Или знак есть, невнятный и зыбкий, О котором не сложен рассказ? Или, может быть, просто так надо, Чтобы ветер прибрежный гремел В золотые часы листопада, Как простой, без раздумья пример? Между 1932 и 1936 2. «Стекала вода по изгибу весла…» Стекала вода по изгибу весла, Волна нам с тобою янтарь принесла. Мы, славя щедроту, вернули волне Всё то, что она принесла в тишине, И мир проблестевший, янтарный, сквозной, Опять ускользнул за летучей волной. Мы так порешили, мы так захотели — Мы так с тобой вместе пройдем по земле: Задумаем — звезды от нас отлетели, Задумаем — море замрет на весле! Между 1932 и 1936 3. «Как увижу тебя — ничего-то…»
Как увижу тебя — ничего-то Не ищу, не грущу ни о чем… О, как долго колдует дремота Над припухлым девическим ртом… Улыбнешься, иль словом осудишь, Или попросту скажешь: «Прости» — Всё равно, хоть навеки погубишь, Мне с одною тобой по пути. Между 1932 и 1936 4. «Словно сердце вдруг сжали тиски…» Словно сердце вдруг сжали тиски, Захлестнули нездешнею властью… Захлебнешься ль теперь от тоски Иль умрешь, задыхаясь от счастья? Между 1932 и 1936 5. «О чем мы с тобой говорили?..» О чем мы с тобой говорили? Слова позабыл я тогда, Хоть есть в них сумятица были, Хоть есть в них глухая беда, Хоть есть в них звучащая странно Большая нездешняя грусть. …А годы пройдут — и нежданно Я всё повторю наизусть! Между 1932 и 1936 6. «Как цвет лица изобразить?..» Как цвет лица изобразить? Словами, краской или звуком? Ведь никогда и нашим внукам Задачи этой не решить. Неповторимые черты — Глаза, улыбка, губы, веки, И кто поймет в далеком веке, Какой была когда-то ты? Между 1932 и 1936 7. «Какая ты стала сейчас невозможная…» Какая ты стала сейчас невозможная, Какие слова подбираешь замедленно, Откуда сегодня улыбка тревожная, Как отсвет, плывущий над гулами медными? Зачем же слезинка случайная катится, Невнятицу ль давней тоски обнаружила? И мнешь ты по-детски короткое платьице, С оборкой широкой из белого кружева… Сметай наше счастье, лесная метелица, По-вдовьи рыдай над глухими сугробами, А время придет — и улыбка затеплится, Да только тогда не поймем ее оба мы… Между 1932 и 1936 8. «Шумит последняя гроза…» Шумит последняя гроза, Кончается в раздольях осень. Друг другу поглядев в глаза, Печально мы друг друга спросим: «Неужто близится зима?» Ты улыбнешься так устало И скажешь: «Не пойму сама, Как пережить ее начало». А ночью вдруг окно откроет Морского ветра хриплый вой, И сразу душу успокоит Мерцанье ночи снеговой. Между 1932 и 1936 |
