12. «Броди, сумерничай и пой…» Броди, сумерничай и пой, Года развеяв на просторе, А если нас во мгле сырой И поджидает крематорий,— За всё, что называл своим, Что передал родному краю, За песенный, за горький дым, Я эту муку принимаю. Летит над белым взморьем чайка, А даль туманная глуха. И замирает балалайка Пред медным грохотом стиха. И всё, что пело и влекло И что росло неодолимо, Отдаст последнее тепло За горсть золы и струйку дыма. И знай, что даже эта плоть Не будет вечной и нетленной, Еще придут перемолоть Ее на жерновах вселенной. Не потому ль в конце пути, Как будет песенка пропета, И я скажу: «Прости, прости, Моя зеленая планета. Увлек меня водоворот Тоской, сумятицею, тленьем, Но день грохочет и живет, Врученный новым поколеньям. За синей россыпью морей Какое грозное блистанье! В нем капля крови есть моей И легкое мое дыханье». 1926 13. ПЕРЕКЛИЧКА Пылает в заливе туман голубой, Стоцветной прорезанный радугой, Могучие штормы выносит прибой Над морем и старою Ладогой. И штурман заветную карту берет, И видит он синь океанов, Склонился над сетью широт и долгот, Над россыпью меридианов. А море встречает его на заре, Шумит золотая прохлада, За дюнами — берег, и дом на горе, И липы приморского сада. Что грезится сердцу в ночной тишине? По мостику штурман шагает, Морские сигналы при белой луне Как старую книгу читает: «Откуда ты?» — «Я из Кронштадта иду!» — «Откуда?» — «Я с Белого моря!» — Сияние севера пляшет на льду, Борта ледокола узоря. И дальше плывет он в свинцовую тьму, Где грозные штормы бушуют; Из мрака пробившись навстречу, ему Всю ночь корабли салютуют. И штурман одною мечтою томим: Вернувшись на землю родную, Расскажут матросы подругам своим Про ту перекличку ночную. 1926, 1937 14. ШЛЕМ Есть такие дырявые шлемы, Как вот этот простреленный твой, И мальчишки бормочут поэмы С запрокинутой вверх головой; Ведь, поверь мне, запомнили все мы Шлем зеленый с крылатой звездой. Ты теперь не похож на комбрига, На тебе пиджачок «Москвошвей», Только шлем, как раскрытая книга, Нам расскажет о жизни твоей. Ты расстаться с ним, видно, не хочешь, Ты привык в перестрелках к нему… Расскажи про ненастные ночи, Про дороги, бегущие в тьму, Про сады Бессарабского края! Слава песни на плавнях жива, И проходит теперь по Дунаю Аж до Черного моря молва, Будто шлем этот был заговорен, Переплыв берега и плоты, За лесами, за степью, за морем Будто шлемом спасаешься ты. Невысокий седой молдаванин, Неспокойно ты смолоду жил, — Расскажи, в скольких схватках был ранен И от скольких погонь уходил. Где тебя не видали ребята!.. С самокруткой солдатской в зубах Плыл Красивою Мечью когда-то, Побывал и в донецких степях, Пробирался с бригадой матросской В тыл врага, — да сочтешь ли бои! А любил на привалах Котовский Слушать жаркие песни твои. Ты сегодня проходишь столицей, Стынет старая башня в Кремле… Бьет мороз голубой рукавицей По кострам, что пылают во мгле. Но как будто мелькнули в тумане, Лишь слегка приоткрывшем простор, Паруса на знакомом лимане, Словно гребни заоблачных гор. Далеко до садов Кишинева… Но ты веришь: растопятся льды, В отчий край поведет тебя снова Пятилучье советской звезды. Начинается тропка лесная… Побежит вдоль бахчей колея… На зеленые волны Дуная Еще выплывет лодка твоя. И быть может, в избушке крестьянской, По пути на Красивую Мечь, Я услышу напев молдаванский — Память наших скитаний и встреч. 1926, 1948 15. ПЕСНЯ («Песню партизанью…»)
Песню партизанью Под веселый свист Носит под Казанью, Водит на Симбирск. Возле хаты, около Старого крыльца Сколько грома цокало, Звякало свинца! Сумраку зеленому, Ветру не пройти, Пешему да конному Не видать пути. Сумерки нестройные Из чужой земли, Будто бы конвойные, Песню повели. Идет она, шатается, За наручни хватается И дребезжит — поет. Она идет не попросту — Под стукот да под росторопь, Под росторопь идет. Люблю поход и марши, Я с песнями в ладу. Чем делаюся старше, Спокойней речь веду. И жизнь моя веселая Аж за сердце берет: То грянет «Карманьолою», То маршем заметет. Пускай беспутный малый, А весело пою, Неплохо запевалой Сегодня быть в строю. Да ну-ка, ну-ка гаркнем, Да ну-ка запоем С любым вихрастым парнем, Один, вдвоем, втроем. Чтоб песня шла — не пленница, Не бились кандалы, Покуда звезды кренятся Среди зеленой мглы. И только песню грянули, И только завели, Как сумерки отпрянули От ласковой земли. Я оглянулся: склоном Сползает рыжий мрак, И песню о Буденном Заводит гайдамак. Идет она, шатается, За наручни хватается. Не дребезжит — поет. Она берет не попросту — Под стукот да под росторопь, Под росторопь берет. Гай да гай, отрада — Жить — не помереть! Только песню надо Легким горлом спеть. 1926 |
