В бане темной — печка да булыжник в копоти,
Подголовье низкое и поло́к сырой,
Голоса доносятся… будто кто-то шепотом
Говорит за этою грязною стеной.
Связанные руки уронил Синицын,
За окошком слышится чей-то пьяный бас…
«Вот она, угрюмая, тесная темница,
Видно, наступает мой последний час…
Не боюся смерти я — жаль, недолю старую
Вновь враги припомнили, разлучив с Варварою;
Оттого-то сердцу нынче тяжело,
Что любовь заветную снегом замело.
То, что, в дружбе ныне и в любви изверясь,
Не в бою открытом на врагов пойду,
Что подаст команду им изменник Берест
И лицом навстречу сразу упаду…
Бересту ли ныне боевое счастье,
Словно другу верному, стало бы служить?
Может он по степи проскакать в ненастье,
С кулаками пьяными ночью водку пить;
Может без раздумья с чертом подружиться
И продать немедля, не поднявши век;
Может он с барышником целый день рядиться,
Промыслом позорным не гнушаясь ввек;
Может он в разведке иль с ночным дозором
Зарубить хоть брата, не проливши слез;
Из-за перелеска, подокравшись вором,
Налететь негаданно на чужой обоз;
С девкою распутной в кабаке солдатском
Песни петь и бражничать, позабыв про бой,—
Но ему ли славиться в том краю казацком,
Вылетев на промысел с пьяною ордой?»
Так сидит Синицын на скамье убогой…
Караул сменился… Кто-то подошел
И шепнул украдкою:
«С дальнею дорогой…»
Он ответил медленно:
«Здравствуй, дед Орел.
Как пришел ты?
Что же смотрит караульный?»
— «Да храпит он рядом, пьяница разгульный.
Расскажу тебе я о печали старой,
Что случилась в Липцах, здесь, давным-давно:
На рассвете плакала бедная Варвара,
Ночью темной плакала, выглянув в окно.
Все-то ждет Синицына, ждет и не дождется.
Время миновалось, годы протекли…
Как-то поздним вечером — песня у колодца:
То с фронтов станичники с Берестом пришли.
В тот же поздний вечер Берест постучался
В низкое окошко, и сказал он ей,
Будто бы Синицын навсегда остался
На чужом просторе, средь чужих полей.
Будто вырос тополь над твоей могилой
В стороне далекой, в стороне унылой…
С той поры он к Варе зачастил, и вскоре
Все мы удивились, день настал такой, —
Хоть сушило Вареньку и томило горе,
Всё же стала осенью Бересту женой.
Ты бы взял бы Вареньку с Берестовым сыном,
Если бы такое в жизни довелось?»
— «Не о том я думаю… по родным долинам
Всюду мне мерещится чернь ее волос.
Только время кончилось — завтра утром вымоют
Кудри мои русые свежею водой…
Вижу, что обманута ты, моя любимая,
Знаю: приворожена ложью да бедой…
С Берестом же попросту…
Кто там будто топчется,
То ли просто шепчется за глухой стеной?»
Тут Орел задумался:
«Это, значит, обществом
Шли твои приятели…
Разговор с тобой…»
— «А охрана Береста?»
— «Спят они, наскучив;
Сам барышник рыжий ускакал в Миасс.
Вареньку увез он, всю в слезах горючих,
Обещал вернуться в твой последний час…»
— «Что ж, веди их…»
В баню
Входят осторожно
Пять друзей старинных — выстроились в круг,
Шашку с малым по́гибом вынувши из ножен,
Говорит Потапов — стародавний друг:
«Обманул нас Берест, заманил нас в Липцы,
Будто по приказу красных начал сбор.
Если будет надобно охранять станицы,
Мы с тобою в сечу поспешим, Егор!»
В бане тесной душно…
Или снится это?
Самокрутки чадные в духоте горят…
«В штаб мы вместе явимся ныне ж до рассвета,
На рысях мы вскорости поведем отряд…
Фрунзе — командарм наш, золотым оружьем
По приказу Ленина был он награжден,
Сам он из Пишпека, с казаками дружен,
И любого недруга побеждает он».
Всех друзей-станичников в полк привел Синицын,
Сам же дальше мчался серым большаком…
Только занялася ранняя зарница,
Комполка увидел на пригорке дом.
Людно возле дома. Ходят часовые.
А в одном окошке — ясный огонек…
Как снежинки тают звезды голубые…
В парке на деревья падает снежок…
Входит в штаб Синицын.
Вдоль по половицам
Тянется упрямо провод полевой,
И у всех связистов радостные лица:
Нынче заработал телеграф с Москвой.
«По какому делу?» —
Спрашивал сурово
Адъютант кудрявый
Очень юных лет…
И его вопросом комполка взволнован:
«Мне бы к командарму…»
— «Вызывал вас?»
— «Нет!»
— «Он сегодня занят».
— «Подожду, понятно…»
— «Ждать придется долго…»
— «Буду ждать хоть год…»
А кругом сегодня — радостные лица…
Адъютанта голос слышен в тишине:
«Ваша как фамилия?»
— «Комполка Синицын».
— «Почему ж вы сразу не сказали мне?
Мне вчера приказано: только возвратитесь —
Доложить немедленно…»
Приоткрылась дверь.
Улыбнулся Фрунзе.
«Наконец-то, витязь…
Ну, о чем же будем говорить теперь?»
— «Я сейчас от Береста…»
— «Знаю… доложили…»
— «Кто сказал?»
— «На фронте всё известно нам».
— «Берест впрямь изменник: чуть что не убили…»
— «Было б очень глупо».
— «Понимаю сам».
Фрунзе молча ходит по широкой комнате,
Свою думу думает…
(Синева в окне…)
«Что ж, ребята, помните —
Нынче время грозное, вся страна в огне».
Фрунзе подал руку, и ушел Синицын…
А назавтра ночью в полк пришел приказ:
Начинать погоню по степным станицам
За белобандитами…
Не смыкая глаз
Ночь провел Синицын…
В каждом эскадроне
Говорил с бойцами, осмотрел коней…
Началися сразу злые дни погони —
Не знавал Синицын беспокойней дней…
