— И это вы так говорите, товарищ Вагрумян?..

— Да, я. У тебя просто недостает смелости признаться…

— В чем?

— В том, что твоя затея провалилась.

— А по чьей вине, по чьей?..

— Не знаю. Может, ты скажешь, что по моей? Ты вообще не любишь, когда тебе напоминают о твоих неудачах.

— Не не люблю, а считаю бессмысленным. К чему без конца перемалывать одно и то же. К тому же я сам лучше других об этом помню. Хотел бы забыть, да не могу, к сожалению. Ведь меня с каких пор эта мысль преследовала! Еще в Берлине я узнал, что американцы на весь мир раструбили о каком-то, созданном ими резце. Да, они действительно создали, но только не резец с отрицательным углом, а легенду о таком резце: будто какой-то их инженер еще в тысяча девятьсот сорок четвертом году изобрел резец новой формы. Услышав об этом, я готов был головой о стенку биться с досады. Вы слышите — в сорок четвертом году!.. Да ведь я такой точно резец видел у нас в Киеве за десять лет до этого «изобретения». Да, да, не только видел, но и собственными руками щупал, как вот эту ручку или эту чернильницу… И что же? Когда, вернувшись из отпуска на завод, я попробовал начать опыты, вы, товарищ Вагрумян, не только не помогли мне, но еще и высмеяли мою первую неудачу. Неужели этого для вас мало, что вы хотите и теперь…

В этот момент дверь захлопнули, и Аби не сумел расслышать последних слов Левона. «Проклятый Вагрумян! Это он, конечно, во всем виноват». И Аби еще сильнее настроился против этого человека. «Ох, попадись ты мне в руки!» — снова пригрозил он ему мысленно. Аби с трудом сдерживался, нестерпимо хотелось распахнуть дверь и ворваться в кабинет. Он, пожалуй, так бы и поступил, если б секретарша не заперла дверь на английский замок.

Нет, ждать больше не имело смысла. Лучше было позаботиться о билете, а с Левоном встретиться вечером.

Аби так и сделал.

Поглощенная своими невеселыми мыслями, Анна медленно брела домой, ничего вокруг себя не видя и не замечая.

Ей так тяжело было переставлять внезапно ослабевшие ноги, будто она шла по глубокому снегу, а кругом была унылая и безлюдная пустыня, и в наступающей ночи нигде не ждал ее приветный кров.

Внезапно дорогу ей заступила какая-то исполинская фигура.

Анна машинально приостановилась.

Широко раскинув руки и удивленно приподняв плечи, перед нею стоял высокий широкоплечий мужчина. Он, казалось, готов был схватить и унести куда-то эту рассеяно глядящую женщину, как коршун хватает и уносит цыпленка.

Убедившись, что его не узнают, мужчина огорченно развел руками.

— Да ведь это я, сестрица Анна!

Анна на минуту вернулась на землю, по не успела она вымолвить и слова, как почувствовала себя в мощных объятиях Варшамова.

— Неужели не узнали, сестрица Анна? — возбужденно воскликнул капитан. — Не ожидал встретить вас здесь, в нашем городе…

Все это произошло так неожиданно и радость Варшамова была настолько искренна, что Анна ничуть не рассердилась на ее бурные проявления; напротив, ей показалось, что она встретила давно потерянного друга или брата.

Демобилизация нисколько не сказалась на внешности капитана Варшамова — держался он все так же браво и молодцевато, с той же отличной военной выправкой. Грудь его украшал гвардейский значок (свои ордена и медали Варшамов носил только по праздникам), сапоги по-прежнему блестели как зеркало, а задорный золотистый чуб все так же залихватски спадал на высокий, чуть выпуклый лоб. Только на лице его краснел теперь свежий рубец, наискось пересекавший правую щеку. Анна напрягла память — нет, этого рубца прежде не было. А в остальном это был тот же капитан Варшамов, только без погон.

Он все еще стоял и пристально смотрел на Анну, По его немного смущенному взгляду она почувствовала, что, должно быть, очень сильно изменилась.

— Да, это я, что ж тут удивительного? — проговорила Анна.

— И одна?

— Нет, зачем же одна? С детьми…

— И…

— И… больше почти ни с кем.

— Не верю, сестрица Анна, не может этого быть.

Варшамов говорил так громко, что даже идущие по другой стороне улицы прохожие останавливались и с интересом поглядывали в их сторону.

— А муж… Артем?

Анна вспыхнула. Что он, с ума сошел, что ли? При чем тут Артем? И откуда он знает имя ее мужа? А если даже знает, то разве ему не известно, что Артема больше нет, что он погиб в первые же дни войны!

Взяв Анну под руку, Варшамов отвел ее на край тротуара, — там они не мешали прохожим.

— Но, сестрица Анна… неужели вы еще…

Земля, казалось, стала уходить из-под ног Анны.

— Я… ничего не понимаю… ничего не слышала… пожалейте меня…

— Значит, вы о нем ничего не знаете? Об Артеме? Вот так штука!.. Жив он, жив ваш Артем, Анна! И ищет вас…

У Анны закружилась голова, она тяжело оперлась на руку Варшамова. Он продолжал рассказывать.

Раненный еще раз в одном из последних сражении Варшамов попал в госпиталь где-то в Прибалтике. Там-то он и встретился случайно с Артемом. Как оказалось, Артем провел целых полтора года за колючей проволокой одного из фашистских лагерей. Бежал. Его схватили и чуть не забили насмерть. Однако, оправившись, он бежал опять. На этот раз удачно. Попал к партизанам и долго ходил по вражеским тылам. В дни нашего победного наступления разыскал свой полк. Был тяжело ранен и лишился правой ноги. По излечении собирался выехать в Ленинград и начать розыски семьи.

— Неужели вы до сих пор не имели о нем сведений?..

Анна растерялась. Она и верила и не верила. Значит, он видел Артема, значит, жив, жив ее Артем и ищет ее… Но где же он теперь? Ведь капитан оставил его в госпитале год назад…

Всю дорогу до дома Варшамов рассказывал Анне о муже. О себе он говорил мало: демобилизовался, теперь работает неподалеку отсюда, в том самом детском доме, где когда-то сам воспитывался. Ведь у Варшамова нет ни близких, ни семьи, куда же ему было податься? Вот и потянуло его в родной детский дом. Теперь он там заведующим. А живет по-прежнему все той же бесцветной холостяцкой жизнью.

— Знаете что, сестрица Анна, как ни прикину, вижу, что не судьба: не родилась, видно, еще моя суженая, — полушутя, полусерьезно говорил он Анне. — Не получилось… Ну да ладно! Лучше, говорят, некрасиво сидеть на лошади, чем красиво с нее падать…

Расставшись с Варшамовым, Анна долго не могла привести в порядок свои мысли.

Надо было что-то делать, что-то предпринимать, безотлагательно, срочно. Но что и как?..

Утром она дала телеграмму Микаэлу, просила его немедленно приехать. Конечно, можно было обойтись и без этого, но обязывало чувство долга. Вернется — хорошо, не вернется — еще лучше. Анна решила срочно освободиться от работы и ехать в Ленинград — искать мужа. Как он там, должно быть, страдает в одиночестве.

Да, ехать, немедленно ехать…

Напрасно она дала телеграмму. Кто, в сущности, для нее Микаэл? Что связывает их? Любовь?.. Но разве ему доступно это высокое чувство? Каринэ?.. Да, пожалуй. Одна Каринэ. Микаэл очень любит девочку, и со стороны Айны было бы бесчестным, не предупредив его, уехать. Нет, пусть приедет, узнает все, простится с дочуркой. Может быть, им не суждено больше встретиться.

Она увезет с собой свою маленькую девочку и обо всем расскажет Артему. Он поймет, он не такой, чтоб не понять. Лишь бы только поскорее приехал Микаэл.

Самолет прилетел в полдень, и Микаэл прямо с аэродрома поехал к Анне. Чего только не передумал он по дороге. Но, слава богу, все оказались живы-здоровы. Обняв Анну и детей, Микаэл счастливо улыбался, то и дело повторяя:

— Ах вы, черти полосатые, если б вы знали, если б вы только знали.

Дети ушли в сад. Анна и Микаэл остались одни. Они несколько минут молчали. «Вот сейчас я расскажу ему об Артеме, и все сразу разрешится», — думала Анна. Она знала, что Микаэл немало на своем веку пережил, привык ко всяким неожиданностям; наверное, то, о чем он сейчас услышит, его не особенно удивит, а возможно и не огорчит.