— Да, действительно, заварил он кашу, которую нам придется расхлебывать. А попробуй не исполнить приказания — бунт… конец карьеры! Мы не можем не исполнять приказаний старшего по чину. А главное, ведь Резанов — действительный камергер государя императора.

Обоим офицерам, как видно, не очень улыбалась перспектива отправиться в военную экспедицию против Японии, с которой Россия не находилась в состоянии войны. Им казалось, что Резанов отправляет их в пиратскую операцию, не будучи уверенным, имеет ли он полномочия для подобных действий несмотря на всю широту данных ему прав и его высокий пост. Им ничего другого не оставалось, как начать немедленные приготовления к отъезду в Охотск.

«Юнона» была готова к отплытию через несколько дней, о чем Хвостов и доложил Резанову.

Резанов был очень удивлен, когда к нему явился доктор Лангсдорф, затянутый в сюртук, и очень официально заявил, что явился получить разрешение отправиться в Охотск на корабле «Юнона». Отъезд Лангсдорфа означал, что Резанов лишался доктора, но ничего возразить он не мог.

Лангсдорф, поджав губы и сердито глядя на камергера, категорически заявил ему, что он больше не считает себя состоящим на службе его превосходительства. Господин «барон» чинил ему препятствия на каждом шагу, не давал возможности полностью отдаться научным исследованиям в области ботаники.

Птичье лицо эскулапа покраснело и даже побагровело, когда Резанов равнодушно пожал плечами и сказал:

— Если вам так угодно, вы свободны. А каковы ваши планы в Охотске? Поедете дальше в Петербург?

— Нет, господин барон, я намереваюсь немедленно же выехать на Камчатку и в течение года заняться научными исследованиями, и надеюсь, что на этот раз препятствий не будет… — и он опять с обидой поджал губы.

Резонов улыбнулся:

— Лично я ничего против вас не имею; как доктор вы делали все, что было в ваших силах для оказания мне помощи. Я вам напишу рекомендательные письма высшим чиновным лицам как в Сибири, так и в Петербурге.

Планы Лангсдорфа переменились к лучшему, когда в порту неожиданно появился маленький «Ростислав» под командой де Вульфа, вернувшегося из Охотска. Вульф на этот раз намеревался идти в Петропавловск-на-Камчатке, что очень устраивало Лангсдорфа, и он сразу же перебрался в каюту капитана на «Ростиславе». 19 июня «Ростислав» ушел, а следом за ним вышла и «Юнона».

С отъездом Хвостова и Лангсдорфа Резанов, не покладая рук, стал готовиться к отъезду. Каждый день он бывал на верфи, наблюдая за тем, как идет постройка тендера «Авось». Давыдов уверял его, что судно будет построено гораздо раньше назначенного срока. Резанов с сожалением думал о приближающемся отъезде, настолько он привык к колонии и сжился с ее людьми и с их интересами. Но в то же время, особенно вечерами, оставшись наедине со своими мыслями, он вдруг мучительно вспоминал Сан-Франциско и свою нареченную, Кончу. Каждый раз ему казалось, что он слышит веселый, колдовской смех Кончиты, и тогда ему хотелось скорее мчаться в Петербург, чтобы, не теряя времени, опять вернуться в Калифорнию и сжать Кончу в своих объятиях.

Наконец маленькое судно спустили на воду, и все работы на палубе были закончены. Мичман Давыдов доложил, что судно готово к путешествию.

— Ну, с Богом!… Проверьте запасы провизии и пойдем на Охотск, — обрадовано сказал Резанов.

Отъезд был назначен на 25 июля и вечером, накануне отъезда Резанов с Барановым опять уединились и долго обсуждали дальнейшие планы компании. Энтузиазм камергера заразил Баранова, и тот опять загорелся. Снова стал он мечтать о дальнейшей экспансии на юг. Планы отъезда в Бостон испарились, и Баранов опять превратился в прежнего энергичного конкистадора.

Он знал и верил, что с поддержкой влиятельного Резанова в Петербурге теперь сможет горы двигать. Резанов не только понимал и одобрял его планы, но и думал о более грандиозных перспективах и, конечно, солнечная Калифорния занимала не последнее место в этих планах.

На прощание Резанов встал, крепко пожал руку Баранову и сказал:

— Александр Андреевич, помните, что очень скоро вы услышите от меня определенные новости об утверждении наших планов… Эти новости будут для вас сигналом — полный ход вперед!

Утром 25 июля под звуки пушечных выстрелов новенький «Авось», подняв паруса, вышел из бухты Новоархангельска и направил путь на Охотск. Резанов долго стоял на палубе и с грустью смотрел на постепенно удалявшуюся в белесой туманной дымке крепость…

В то время как Резанов знакомился с положением дел в Русской Америке, испытав на себе всю тяжесть жизни среди промышленных в этих удаленных владениях, и, наконец, совершил удачное и интересное путешествие в Калифорнию, закончившееся его романом с очаровательной Кончитой Аргуэльо, оба фрегата российской кругосветной экспедиции заканчивали свой путь.

Напомню читателю, что 10 июня 1804 года корабли разлучились, покинув Сандвичевы острова, и направились выполнять назначенные им задания. «Надежда» под командованием капитан-лейтенанта Крузенштерна держала путь в порт Петропавловск на Камчатке. На борту судна находился действительный камергер Резанов, которому надлежало посетить Японию с важной дипломатической миссией — установить нормальные торговые сношения с островной империей. «Нева» под командой капитан-лейтенанта Лисянского отправилась во владения Российско-Американской компании. Конечной целью путешествия «Невы» был остров Кадьяк.

В начале июня 1805 года фрегат «Надежда» вернулся из своего неудачного путешествия в Японию. Резанов немедленно же съехал с корабля, так как видел, что, несмотря на кажущееся раскаяние Крузенштерна перед поездкой в Японию, капитан за время пребывания в островной империи не скрывал своей неприязни к нему. Не было смысла возвращаться на «Надежде» в Россию, потому что обратный путь мог несомненно оказаться не менее тяжелым и унизительным. Резанов решил отправиться в американские владения Российско-Американской компании, провести там ревизию, а главное, лично повидаться с Барановым.

Крузенштерн повеселел. Наконец-то он избавился от конкуренции с посланником. Капитан энергично принялся за приготовления к обратному пути в Петербург. Еще до разлуки с «Невой» и капитаном Лисянским, он договорился с ним на обратном пути встретиться в Макао, на южном берегу Китая, в Южно-Китайском море. Времени оставалось еще много, и поэтому через месяц после возвращения из Японии Крузенштерн вышел на «Надежде» в плавание к Сахалину.

Сахалин все еще был таинственным малообследованным островом. Да, в сущности, никто точно не знал — был он островом или полуостровом. Отрывочные сведения о Сахалине не могли пролить свет на его точную конфигурацию, и поэтому Крузенштерн решил раз и навсегда разгадать загадку Сахалина.

5 июля, в хороший солнечный летний день, «Надежда» вышла из Авачинской бухты и направила свой путь к Сахалину. Путешествие продолжалось долго, почти два месяца. За это время берега Сахалина были тщательно обследованы и изучены.

К Сахалину подошли 17 июля и увидели берег у самой восточной его части, носившей название мыса Терпения. От этого пункта Крузенштерн решил, держась недалеко от берега, идти на север. Море постепенно успокоилось, и с 20 июля наступила хорошая погода, которая позволила Крузенштерну и его офицерам легко наносить на карту результаты изучения берегов Сахалина.

Через пять дней погода изменилась. Небо покрылось тучами, подул сильный ветер и судно стало сильно трепать. Вскоре поверхность моря затянуло густым туманом, как молоком. Шли в тумане неделю, стараясь обойти Сахалин с севера. Только 8 августа туман слегка рассеялся, и на расстоянии показались горы… Как только вошли в район, свободный от тумана, сразу же заметили, что поверхность моря изменила цвет и стала мутной, илистой. Крузенштерн пришел к верному заключению, что это были воды Амура. Очевидно, корабль приближался к устью этой величественной реки. В тот же день, ближе к вечеру, корабль обошел голый скалистый утес — самый северный пункт Сахалина — и направил путь вдоль западного берега, на юг. Крузенштерну хотелось выяснить окончательно, был Сахалин островом или полуостровом, а это заключение могло быть вынесено только после того, как он установит, находится «Надежда» в проливе или заливе.