На следующее утро, когда группа начала сборы, в лагере вдруг появились два безоружных индейца, заявивших, что они пришли для переговоров. У них в плену находится женщина по имени Анна, и они готовы ее освободить за соответствующее вознаграждение.

Тараканов и Булыгин остолбенели… не ослышались ли они? Неужели Анну Петровну можно освободить?

Первым прервал молчание Булыгин:

— Врут они, псы собачие, — рявкнул он, — хотят выманить от нас выкуп, а потом ищи их. Гнать их в шею!

— А ты обожди, не горячись, — остановил его Тараканов, — нельзя отказывать. Кто знает, может, добьемся освобождения Анны Петровны… а насчет выкупа не беспокойся… поторгуемся еще… Главное, надо узнать — в самом ли деле она у них!

Он повернулся к индейцам и отчетливо проговорил:

— Освободишь русскую женщину, дадим выкуп… А выкуп предлагаем хороший… — он посмотрел на Булыгина и тихо спросил:

— Что дашь-то?

Тот быстро ответил:

— Шинель свою новую, теплую отдам!

Тараканов посмотрел на индейцев:

— Вот эту шинель получите… совсем новая!

Индейцы ничего не ответили, но отрицательно покачали головами.

— Прибавим еще что-нибудь, — примирительно сказал Тараканов. — А где же русская женщина? Покажи ее.

Индеец постарше повернулся к реке и резко свистнул. В ответ раздался такой же свист, и вскоре из-за излучины реки показалась лодка с двумя индейцами-гребцами. Посредине лодки сидела Анна Петровна. Увидев группу русских на берегу, она отчаянно замахала платком и стала что-то кричать, но слов ее разобрать было невозможно.

Булыгин не мог без слез смотреть на жену:

— Жива моя Аннушка, жива!

Индейцы в лодке опять скрылись за поворотом реки.

Парламентеры с торжеством посмотрели на русских:

— Что еще дашь за женщину?

Тараканов неторопливо сунул руки в карман, сделал несколько шагов по направлению к реке, посмотрел на поворот, за которым исчезла Булыгина… также неторопливо вернулся к месту, где терпеливо ждали индейцы, и тихо сказал:

— Дам свой китайчатый халат в придачу… и это все!

Индейцы заупрямились:

— Вернем женщину, если дашь еще четыре ружья!

Тараканов запротивился:

— Никаких ружей!

Другие стали предлагать кое-что из своих вещей… каждый был готов отдать все, что имел, но… не ружья!

На этом переговоры кончились и индейцы, не говоря больше ни слова, с гордо поднятыми головами удалились.

Тараканов настоял на том, что оставаться на этом месте было бесполезно, а главное, небезопасно. В любой момент можно было ожидать нападения большой группы индейцев.

— Надо идти дальше… вот-вот выпадет глубокий снег, — говорил он. — Мы должны добраться до залива, даже если «Кадьяк» уже ушел. Там всегда будет возможность обратить на себя внимание какого-нибудь иностранного судна.

— А как же Аннушка? Мы должны ее выкупить, — запротестовал Булыгин.

— Мы вполне понимаем ваши чувства, — с состраданием посмотрел на него Тараканов, — нам всем нелегко оставлять ее в руках дикарей, но положение теперь такое, что, во-первых, оставаться здесь и подвергать всю группу опасности нельзя, а во-вторых, с Анной Петровной не все еще потеряно. Мы многое предложили индейцам в обмен за нее… они подумают и, возможно, согласятся, а если нет — то мы еще услышим от них новое предложение.

Тараканов наконец уговорил Булыгина, и группа снялась с места, все еще держа направление вверх по реке.

Прошло несколько дней. Как-то после ночлега — было это уже зимнее время — тяжелые темно-серые тучи вдруг разверзлись и посыпал густой, тяжелый снег. В короткое время все вокруг оказалось под глубоким снежным саваном. Было очевидно, что продолжать путь дальше невозможно и надо располагаться на зимовку.

— Бесполезно идти дальше… только измучаем себя, — сказал Тараканов, — будем строить жилище и обосновываться на зимовку. Зимы здесь недолгие, два или три месяца, а там снова в путь. Главное, надо построить хорошее жилище, где можно будет отдохнуть и набраться сил… провизию будем доставать охотой…

Лесу кругом было вдоволь… застучали топоры, и в короткий срок умелые руки возвели большую, прочную избу квадратной формы, а по углам ее даже устроили сторожевые будки для часовых. Получился хороший, прочный форт, который легко было защищать от любой атаки индейцев. Река, полная рыбы, была рядом. Мало того, в одной из приток реки нашли старую лодку. Казалось, можно теперь было переправиться через реку — была лодка, но теперь нужно было ждать до весны.

Два месяца провели люди в своей избе, занимаясь главным образом охотой и рыбной ловлей, собрали большие запасы провизии. Индейцы скрылись и не предпринимали всю зиму ни одной вылазки.

Как Тараканов и предсказывал, зима была короткая — всего два месяца. Уже в начале февраля снег начал таять, и можно было собираться в путь.

8 февраля 1809 года промышленные собрали свои пожитки, в основном ружья и порох, погрузили в одну большую лодку и направились теперь уже в обратном направлении, вниз по реке, намереваясь высадиться в ее устье, но на левом берегу, чтобы продолжать путь пешком до заветного залива. Пришлось, к сожалению, оставить большую часть заготовленной рыбы из-за неимения места.

Путешествие вниз по реке на лодке прошло, как и следовало ожидать, гораздо быстрее, чем длинный мучительный путь пешком. Причалили лодку к отмели в устье реки прямо против селения тех индейцев, которые захватили Анну Петровну с мальчиком Филиппом и двумя алеутами — Яковом и Марией.

— Поставим шалаш здесь на виду у диких, — заявил Тимофей, — и начнем торговать обратно пленных.

Индейцы не преминули появиться. Появились они на следующее утро на нескольких лодках. С ними были две молодые женщины-индианки. Вышли из лодок, сгрудились толпой на песчаном берегу.

— Будем менять пленных! — сказал им Тараканов.

— Четыре ружья за женщину, — проговорил один из индейцев.

Тараканов подмигнул своим людям. Те с ружьями бросились к индейцам, схватили молодых мужчину и женщину и подвели их к Тараканову. Толпа индейцев угрожающе загудела, появились копья. Промышленные заняли позиции и направили ружья на толпу.

— Ваши заложники останутся здесь, пока не привезете всех пленных, — решительно заявил им Тараканов, — а теперь можете идти.

Индейцам ничего не оставалось, как повиноваться, особенно когда со всех сторон на них было направлено около двух десятков заряженных ружей. Пришельцы удалились обратно на свою сторону реки.

— Связать пленных, — распорядился Тараканов. — Будем держать их в шалаше, пока не приведут наших.

Прошел день… другой… — от индейцев ни весточки. Люди стали жаловаться:

— Что ж нам ждать боле… два дня прошло и никого мы не вызволили… пора продолжать путь к бухте… Мы и так задержались слишком долго.

Тараканов с Булыгиным запротестовали; Булыгин — по личной причине. Он хотел добиться освобождения своей жены, а Тараканов — по старому обычаю круговой поруки, которая заключалась в том, чтобы товарищей в беде не оставлять.

В конце концов Тараканов просто настоял, пользуясь своим положением начальника группы. Потянулись дни, полные безрезультатных ожиданий… В людях стало накипать ожесточение и озлобленность — сколько можно ждать! Взрыв мог произойти в любое время… И вдруг на восьмой день ожидания река опять оживилась — появилось много лодок и не менее двухсот индейцев. На одной из лодок с радостью узнали Булыгину.

— Жива, моя голубушка, — побежал к реке Булыгин, — мы тебя теперь выкупим, не беспокойся… вот только договоримся с извергами, — кричал он жене, чувствуя себя на седьмом небе от счастья, что она жива, здорова и выглядит неплохо.

И можно себе представить изумление Булыгина, да и всех русских, когда Анна Петровна прокричала в ответ:

— Я не хочу возвращаться к вам… идти куда-то, ноги ломать… Я здесь довольна своим положением… сыта… еды у меня вдоволь!..