Рано утром следующего дня два падре из миссии вместе с комендантом доном Хосе Аргуэльо подъехали к берегу, служившему пристанью для «Юноны». С корабля немедленно была подана шлюпка, и гостей доставили на корабль, где их без промедления провели в каюту Резанова.

Войдя в каюту, Аргуэльо и оба монаха торжественно остановились посреди комнаты. Лица у них были серьезны и даже скорее суровы. Комендант отказался сесть, когда Резанов предложил ему стул.

— Ваше превосходительство! — сухо проговорил Аргуэльо, — несмотря на все наши убеждения, наша дочь Кончепчион настаивает на том, что она хочет сочетаться с вами законным браком. Нам обоим — моей жене и мне — ничего не остается, как дать наше согласие, но… — поднял он палец, прежде чем Резанов мог промолвить слово, — вы и Кончита исповедуете различные веры, и поэтому Кончите необходимо получить разрешение высших церковных властей. Этого разрешения не имеют полномочий давать ни наши падре, ни церковная администрация в городе Мехико… Разрешение должно прийти из Рима!.. — веско закончил комендант и сжал губы.

Резанов в недоумении посмотрел на него:

— Это же никак невозможно, сеньор Аргуэльо! — разгорячился он. — Я намеревался сочетаться браком с сеньоритой и вместе с ней отправиться на корабле домой, в Россию.

— Боюсь, сеньор, что вопрос о браке придется отложить, — опять несколько официально заявил Аргуэльо… — Все мы, кто имеет отношение к этой проблеме, пришли к убеждению, что даже если нами будет дано разрешение на брак, на это потребуется санкция церковных властей в Риме…

— Сеньор Аргуэльо, вы, понимаете, конечно, сколько времени при современных способах сообщения потребуется на такое разрешение… Пройдут годы…

— Это время можно ускорить, сеньор, если вы по возвращении в Петербург обратитесь с петицией к вашему императору и попросите разрешения на брак, а кроме того, попросите его употребить все его влияние на то, чтобы получить разрешение от его святейшества папы.

Резанов нахмурил брови:

— Да, конечно, на это уйдет время… много времени… После того как я получу разрешение от своего августейшего покровителя, мне, вероятно, нужно будет поехать в Мадрид, просить его католическое величество посодействовать мне в получении разрешения от его святейшества. На путешествие из Калифорнии через океан и Сибирь в Петербург и затем в Мадрид и Рим, а потом обратно в Калифорнию уйдет, сеньор, по самым скромным расчетам не меньше двух лет!.. Вы от меня требуете невозможного…

— Только на этих условиях мы сможем дать согласие на брак нашей дочери с вами, сеньор!

— Хорошо… если другого выхода нет… я согласен, но… два года — очень большой срок, и не только для меня, но и для Кончиты. За это время многое может случиться — возможно, у вас и даже у Кончи появятся сомнения — вернусь ли я?

— Что же вы можете предложить, сеньор?

— Наше формальное обручение до моего отъезда. Обручение будет гарантией того, что я вернусь и потребую руки сеньориты Кончепчион, потребую, чтоб она стала моей женой.

Лицо Аргуэльо просветлело.

— Я вас вполне понимаю, сеньор, — и он тепло охватил его руку своими большими руками. — Ничего не имею против подобного решения.

Он повеселел, видя, что Резанов нашел выход из тяжелого положения, устраивавший старого вояку.

— Не думаете ли вы, сеньор камергер, что самым лучшим временем для церемонии обручения будет день накануне вашего отъезда?

— Предоставляю выбор дня на ваше усмотрение, сеньор комендант.

Настроение у всех присутствующих сразу же поднялось.

— Я полагаю, что наше соглашение нужно отметить и отпраздновать бокалом шампанского… — весело добавил Резанов. — Жан, — позвал он своего слугу, — откупорь бутылку шампанского.

Через полчаса вся группа вместе с Резановым отправилась на берег. Резанов сам хотел сообщить своей возлюбленной о принятом решении. Когда они приехали в президио, дон Хосе разрешил Конче уединиться на веранду со своим нареченным, чтобы Резанов смог поделиться с ней радостной вестью. Хотя Конча и осознавала, что были серьезные препятствия со стороны как ее родителей, так и монахов на их брак с Резановым, и понимая также, что Резанов должен был согласиться на какие-то условия, но какие именно эти условия — она не знала, пока Резанов не сообщил их ей.

— Наша разлука будет долгая, дорогая Кончита, — сказал он, когда она присела на скамью,. — но это было единственным условием на пути к нашей свадьбе!

— Я знаю, — притихла Конча, — ожидание будет долгим и ужасным… Я буду считать дни и ночи до твоего возвращения, Николай…

Глаза ее, вдруг повеселели:

— А знаешь… ведь это значит, что если ничего за это время не произойдет, то мы через два года будем вместе, будем принадлежать друг другу…

Она совсем развеселилась… Да и что в сущности два года для шестнадцатилетней девушки!.. Вернется Резанов, ей будет только восемнадцать лет…

Губернатор Ариллага, вероятно, больше всех остальных был рад, когда ему сообщили о предстоящем обручении Резанова с Кончитой. Несмотря на свою подагру, он распорядился отпраздновать помолвку шампанским. Вся его осторожность и подозрительность по поводу посещения Калифорнии высокопоставленным русским гостем улетучились с первым же бокалом шипучего вина.

Он сразу помягчел и заявил Резанову, что все ограничения к обмену товарами между кораблем Резанова и миссией отменяются, и монахи получают разрешение приобретать нужные им скобяные и прочие товары на те пиастры, что они получат от Резанова за нужный ему хлеб. Проформы ради он распорядился, чтобы монахи подали ему письменную петицию о разрешении обмена товарами. Резанов наконец-то добился всего, что хотел, благодаря его помолвке с дочерью коменданта.

Язвительный доктор Лангсдорф не преминул вечером на борту корабля записать в свой дневник, что живые глаза донны Кончепчии произвели большое впечатление на сердце камергера, «брачный союз с дочерью коменданта Сан-Франциско явится первым шагом к достижениям его политических целей, которых он старается добиться во что бы то ни стало». Дальше он приписал: «Он поэтому пришел к решению пожертвовать собой, связав себя браком ради благополучия обеих стран — Испании и России».

И, действительно, благодаря своей помолвке с Кончей, Резанов сделался почти членом семьи Аргуэльо. От него теперь ничего не скрывалось. На следующее утро встретившись в президио с губернатором Ариллага, Резанов, как бы вскользь заметил ему:

— Одну вещь я хотел бы знать, ваше превосходительство… Хотя вы и распорядились, чтобы падре из миссии начали поставлять хлеб на корабль, но до сих пор монахи не доставили нам еще ни одного зернышка!

— Не понимаю, в чем тут дело, — удивленно посмотрел на него губернатор, — очевидно, здесь кроется какая-то тайна.

Резанов решил разрубить узел сразу:

— Я думаю, что знаю причину, сеньор Ариллага. По-моему, присутствие большей части монтерейского гарнизона в миссии Санта-Клара, что неподалеку отсюда, вызывает всякие слухи… Падре, предполагая, что вот-вот начнутся военные действия между Испанией и Россией, выжидают, надеясь получить все товары бесплатно.

Губернатор в изумлении посмотрел на камергера:

— Я поражен, сеньор Резанов, каким образом, вы могли знать о тайных передвижениях наших войск!..

В его глазах появилась насмешливая искорка:

— Я начинаю подозревать, где находится источник всех ваших сведений…

— Мне кажется, ваше превосходительство, — заметил Резанов, — что мы смогли бы скорее начать и закончить погрузку провианта на наш корабль и ускорить наш отъезд из Калифорнии, если бы вы отдали распоряжение своему военному отряду вернуться в Монтерей!

— Я распоряжусь незамедлительно еще и потому, что от вас теперь здесь нет тайн.

В тот же день губернатор вызвал командира отряда и отдал приказ немедленно отвести части в Монтерей.

Как только монахи миссии узнали об уходе отряда из Санта-Клары, громоздкие повозки с зерном потянулись к берегу залива, откуда тут же началась погрузка на «Юнону». Лейтенант Хвостов аккуратно вносил в свой судовой журнал количество грузов, доставляемых на корабль каждый день.