Резанов заколебался;

— Считаю за честь быть приглашенным на такое большое событие, но… думаю было бы несвоевременно для нас присутствовать на балу. Не забудьте, что мы до сих пор еще не имели официального разрешения из Монтерея даже сходить с корабля на берег. И мне кажется, — добавил он, — что этот шаг будет большой дипломатической ошибкой…

— Меня мало интересует дипломатия, — нетерпеливо сморщила носик Конча. — У нас балы проходят регулярно. Ничего особенного или специального в устройстве этого бала нет. Приглашения были разосланы несколько недель тому назад. И бал не будет в вашу честь, по крайней мере пока не вернется отец. Вы будете неофициальным гостем. Вы не откажете мне в этой маленькой просьбе? — Конча вопрошающе смотрела на него.

Резанов поклонился:

— Как я могу отказать вам в чем-либо, сеньорита. Я обещаю, что мы все будем завтра на вашем балу.

Довольная Конча повернулась и убежала в свою комнату. В ушах Резанова долго еще слышались звуки ее веселого вибрирующего победного смеха. Он только покачал головой, вскочил в седло, и вся кавалькада тронулась по направлению к миссии.

Это утро было типичное для президио Сан-Франциско. Густой туман покрывал холм, где находились здания форта. Не видно было ни залива, ни корабля, ни Золотых ворот. Туман не стоял на месте, как это обычно бывает в других частях света, а быстро передвигался с моря в глубь страны. Видно было, как он тяжелыми хлопьями, а вернее, густыми облаками, подгоняемый ветром, надвигался на берег. Туман не только покрывал людей, лошадей и одежду, но даже забирался в рукава, под одежду и, казалось, добирался до тела. Люди ежились, стало зябко. Все как-то притихли, разговор замолк.

Но Резанову, собственно, было не до разговоров. У него из мыслей не выходила Конча; она, казалось, кокетливо подсмеивалась… Он только время от времени встряхивался, качал головой, точно никак не понимал, чем же на самом деле приворожила его эта шустрая быстроглазая веселая испанская сеньорита!

Они скакали уже минут сорок—пятьдесят, как вдруг, словно по волшебству, картина переменилась. Туман поредел, затем исчез, и перед глазами путников неожиданно показались на небольшом холме здания миссии Сан-Франциско, залитые яркими лучами солнца.

— Это просто какая-то магия, — сразу повеселел Хвостов. Он оглянулся назад:

— Смотрите, Николай Петрович, а президио ведь совсем не видно. Видите, какой там густой туман — ничего не видно, да и залив весь в тумане, а здесь — красота. Оказывается, миссия-то совсем недалеко от президио! Просто уму непостижимо. Да, я вижу монахи не дураки — выбрали хорошее место, без туманов.

У ворот миссии кавалькаду уже ожидали два монаха. Толстяк, падре Хосе Урия быстро соскочил с коня и подошел к ним. Он представил их подъехавшему Резанову, офицерам и доктору Лангсдорфу:

— Это отец Мартин — настоятель миссии, а тут — отец Рамон.

Монахи тепло приветствовали своего высокопоставленного гостя и его спутников, призывая Божье благословение на них.

— Очень, очень рады приветствовать вас в нашей скромной обители, — обратились они к Резанову. Падре Мартин был небольшого роста, тоже склонный к полноте, но не так, как падре Урия. Отец Рамон был еще довольно молодой, худощавый, повыше ростом.

Монахи пригласили гостей войти в церковь, где отец Мартин произнес короткую молитву о здравии путешественников. После этого они обошли с Резановым и его спутниками все помещения. Миссия, видимо, была богатая. Позади церкви стояло несколько крепких зданий — склады, мастерские, а дальше, у подножия холма, расположились домики индейцев, рабочих миссии. Кругом виднелись обработанные поля, также принадлежащие миссии.

— Хорошо здесь, — невольно вырвалось у Резанова, — какой благодатный климат, не то что Новоархангельск!

Теперь он не жалел, что приехал сюда. На него произвело большое впечатление богатство миссии, а главное, не видно было, чтобы монахи особенно трудились физически, в отличие от Баранова и Кускова. Те трудились куда больше, а результаты были плачевные.

Вижу, сразу подумал Резанов, нужно нам на Ситке не засиживаться… сниматься с места и продвигаться на юг… Надо подыскивать подходящее место. Нужно, не мешкая, обследовать земли вокруг устья реки Колумбии, а еще лучше — неплохо бы заполучить базу в заливе Бодега, а оттуда — рукой подать и до солнечного залива Святого Франциска. Нельзя сидеть на месте… надо действовать!.. Смелость города берет!

А монахи уже торопят в трапезную:

— Милости просим, ваше превосходительство, откушать с нами, чем Бог послал!

Резанов улыбнулся:

— Господь милостив к вам… всего у вас вдоволь… все есть!

За столом, вкушая обильные яства, Резанов одержал дипломатическую победу и привлек монахов на свою сторону.

Монахи, надо сказать, постарались накормить гостей как следует. Счет подаваемым блюдам был скоро потерян, так же как и количество бокалов, наполняемых прекрасными винами как собственными, калифорнийскими, так и иностранными.

Победа, одержанная Резановым, была совершенно неожиданной. После обильного обеда он распорядился вскрыть большие свертки, привезенные с «Юноны». Перед глазами пораженных монахов появились красивые материалы, прошитые золотой ниткой, пригодные для шитья церковных риз, не считая рулонов английских и бостонских шерстяных и хлопчатобумажных материалов.

— Примите все это в знак нашего глубокого уважения к вам, святые отцы, — с поклоном произнес Резанов.

Пораженные и обрадованные монахи не знали, как его благодарить за такие роскошные подарки. Ничего подобного они не видели в Калифорнии, давно уже закрытой для иностранных кораблей.

Еще больше монахи заинтересовались, когда Резанов известил их, что трюмы «Юноны» загружены доверху различными товарами, которые он намеревался продать в Калифорнии или обменять на продукты, необходимые для колонии на Ситке.

— Откровенно говоря, — как будто невзначай заметил Резанов, — я не знаю, что мы будем делать со всем этим грузом, после того как я узнал, что торговлей в Калифорнии заниматься нельзя.

Монахи переглянулись, и потом падре Мартин спросил:

— А у вас на корабле случайно нет скобяных товаров, железных изделий, ну, сами знаете — пилы, молотки, топоры…

— Один из наших трюмов забит этими товарами.

Монахи опять переглянулись. Они в своих миссиях давно уже не видели пил и топоров. То, что у них было, порядком износилось и пришло в такой ветхий вид, что им пришлось возвращаться к достижениям каменного века.

— А что вы предполагаете делать с этими железными изделиями?

— Не знаю. Мы еще не решили. Раз продавать их здесь нельзя, то мы, вероятно, увезем все наши товары на Сандвичевы острова. Там в них нуждаются, и мы сможем торговать с большой выгодой. А если и там ничего не выйдет, то увезем обратно в Новоархангельск. Все эти товары и нам могут пригодиться на Ситке, — небрежно заметил Резанов, — конечно, если вы ими не заинтересуетесь, или… не получите разрешения от губернатора.

— Но нас все это очень интересует, — запротестовали монахи, — вы не можете себе представить, как нам нужны топоры и пилы. Без них мы как без рук!

— Ну в таком случае,.— со смехом предложил Резанов, — мы сможем договориться с вами, как говорится — заключить сделку: наши колонии на Севере, в суровых климатических условиях нуждаются в провизии; у вас здесь обилие продуктов, но нет скобяных товаров, в которых вы очень нуждаетесь. Почему бы тогда не прийти к соглашению — мы покупаем у вас продукты, а вы покупаете у нас железные изделия.

— Прекрасная мысль, — согласился с ним падре Мартин, — но, к сожалению, одного нашего желания недостаточно. На нашем пути очень много преград, и главная из них — приказ губернатора, запрещающий торговлю с иностранными кораблями, им даже запрещено входить в наши порты. И этот приказ — не причуда губернатора. Он человек военный и точно выполняет распоряжения вышестоящего начальства. Запрещение торговать — это закон во всех владениях испанской короны, находящихся в подчинении вице-королю. Однако нет ничего невозможного, ваше превосходительство, — с хитрой усмешкой заключил падре.