Падре Педро был очень похож на своего коллегу падре Урия. Тоже склонный к полноте и такой же веселый и добродушный, он был только несколько ниже ростом своего собрата и поэтому казался толще. Педро заразительно смеялся даже по самому пустяшному поводу. Казалось, покажи ему палец, и он рассмеется, да так, что его складной подбородок и не менее складной живот вдруг заходят ходуном, как прибрежные волны, набегающие на пологий берег.

Падре Педро весело отрекомендовался, что он из миссии Святого Иосифа в Сан-Хосе, где он прослышал о богатых товарах на борту «Юноны», и ему очень захотелось повидать эти предметы, так необходимые для его миссии. И так, между прочим, он добавил, что губернатор Ариллага передает приветствия его превосходительству и просит его пожаловать в президио для встречи.

Резанов нахмурился с явным неудовольствием, и ледяным тоном заметил, что его шокировало такое нарушение дипломатического этикета. Если губернатор сам не мог явиться к нему, он по крайней мере мог послать на корабль кого-либо из своих офицеров, а не монахов.

Падре Педро опять залился смехом:

— А чем мы вас не устраиваем? Что мы хуже офицеров? Здесь, в Америке, все делается с меньшей формальностью, ваше превосходительство. Губернатор счел совершенно нормальным послать нас с дипломатической миссией к вам.

Резанов только пожал плечами и холодно добавил, что подобный этикет ему кажется странным и неподобающим. Тем не менее он сказал монахам, что с удовольствием сойдет на берег и побывает в президио, чтобы встретиться с губернатором.

Падре Урия также сообщил Резанову, что приехавший с губернатором комендант президио дон Хосе де Аргуэльо просит его отобедать с его семейством. Резанов сначала отказался. Ему казалось, что он уже слишком много пользовался гостеприимством семьи Аргуэльо, но монахи запротестовали:

— Что вы, как можно отказаться!.. Все уже в президио оделись в парадные мундиры, чтобы достойно принять вас… Вы их обидите, если не приедете на обед!

Резанову пришлось согласиться, дабы не испортить хороших отношений с семейством Аргуэльо. Он быстро собрался и отправился на берег с монахами. Там их уже ждали верховые лошади, и вся группа, не мешкая, направилась к президио.

Резанов, ехавший рядом с падре Педро, как будто невзначай спросил его:

— Слышал я, что у вас амбары ломятся от хлеба. Что ж, давайте торговать — вы мне хлеб, а я вам топоры, лопаты да гвозди…

Он думал, что монах радостно ухватится за эту мысль. Педро, однако, промолчал. Ему, видно, было неловко… Потом, нехотя, сознался:

— Слышали мы в миссиях плохие вести, ваше превосходительство… Ходят упорные слухи, что может произойти война между нашими странами, а вчера было получено сообщение, что война якобы началась.

Резанов в недоумении посмотрел на него:

— Откуда у вас такие новости? Неужели вы думаете, что я прибыл бы сюда, если бы отношения между нашими странами были на грани разрыва?.. Все это вздор… простые слухи… сплетни…

Однако он был обеспокоен, хотя старался этого не показать. Прошло еще минут пять или десять. Резанов вдруг стал что-то искать…

— Вот ведь какая рассеянность. Я свой платок оставил на корабле.

Он повернулся к мичману Давыдову и попросил его съездить на корабль якобы за платком.

— И передайте, пожалуйста, Николаю Александровичу, чтоб никого из людей на берег не спускал… держать судно в боевой готовности…

К своим инструкциям добавил, что в случае, если он будет задержан, то корабль ни в коем случае не сдавать и с боем выйти из залива в открытый океан.

Его беспокойство, однако, было приглушено, когда группа подъехала к воротам президио. У ворот Резанов был торжественно встречен офицерами монтерейского гарнизона, почетный караул отчетливо взял на караул. Сойдя с лошади, Резанов подошел к крыльцу комендантского дома, откуда спешил к нему навстречу слегка прихрамывавший губернатор Ариллага в парадном мундире. Встреча была действительно торжественная, и все опасения Резанова улетучились, когда он заметил на веранде веселые, оживленные лица Кончиты и ее сестер. В тот вечер, сидя в своей каюте, Резанов записал в дневнике: «Приметя веселые лица гишпанских красавиц исзчезло мое подозрение»…

Губернатор неплохо знал французский, уже довольно скоро оба они оживленно разговаривали. Разговор велся главным образом о последних политических событиях в Европе и, конечно, об этом выскочке-корсиканце Бонапарте. Тут же на дворе губернатор представил Резанову бравого коменданта президио, отца Кончи, дона Аргуэльо, а также свою свиту, прибывшую с ним из Монтерея. Резанов слегка насторожился, когда губернатор произнес фамилию коменданта президио в Монтерее, дон Хосе Нурриега де ля Гуерра, а также подвел к нему молодого артиллерийского офицера и нескольких юных кадетов.

«К чему такая большая свита? — подумал Резанов. — Может быть, в том, что сказал монах, есть доля правды?»

Обед в честь Резанова и губернатора Ариллага превзошел все ожидания. Семья Аргуэльо просто сияла от такой чести — иметь возможность принимать в своем доме двух высоких сановников.

— Если ваше превосходительство не устал, — обратился к губернатору Резанов после обеда, — мне хотелось бы побеседовать с вами о делах…

— Что за спешка, — поразился губернатор, — почему сегодня? Давайте отдохнем, повеселимся, а завтра — за дела!

Резанов однако настаивал:

— Мы здесь стоим уже несколько дней. Нам пора собираться в обратный путь. А так как вопрос, который я хочу обсудить с вами, весьма важен для нас, для наших колоний, я надеюсь, что вы соблаговолите со мной побеседовать сегодня.

Губернатор не стал спорить.

— Как угодно, сеньор.

Совещание происходило в кабинете коменданта и продолжалось довольно долго. На совещании, кроме Резанова и Ариллага, также присутствовал комендант Аргуэльо. Резанов прямо и откровенно сказал губернатору, что он надеется на установление нормальных торговых отношений между Новоархангельском и Сан-Франциско, которые могут выражаться в простом обмене товаров, имеющихся в Русской Америке, на продукты — главным образом хлеб, — выращиваемые в Калифорнии.

— Если в принципе будет получено согласие вашего превосходительства на подобный обмен, то детали обмена мы можем обсудить позже. У меня сейчас имеется более насущная проблема — это нагрузить корабль хлебом и прочими продуктами и в срочном порядке доставить продукты в Новоархангельск, где население сейчас страдает от недостатка в провизии…

Резанов сделал небольшую паузу и посмотрел на губернатора… Он видел, что надо сильнее нажимать:

— Я вполне понимаю, сеньор Ариллага, что ваши действия связаны законами страны, запрещающими торговлю с другими странами, но почему бы нам не посмотреть на нашу проблему с практической точки зрения. Вполне очевидно, и вы не можете скрывать того факта, что ваши богатые миссии имеют обилие пищевых продуктов, израсходовать которых они не могут, и эти продукты только забивают ваши амбары. Чем дольше, тем больше амбары будут заполняться хлебом, и что же дальше? — сократить посевы или начать жечь хлеба! Так почему же не продать излишки нам, в наши колонии? Мы, с другой стороны, имеем массу топоров, лопат и прочих скобяных товаров, в чем так сильно нуждаются миссии. Почему же не заняться обменом, к нашему обоюдному удовлетворению и выгоде? Если мы начнем обмен теперь, пока я здесь, и он окажется взаимно выгодным и полезным, почему бы нам не прийти к соглашению и не продолжать такие же сделки и в будущем?

Ариллага покачал головой.

— Нет, мы этого делать не можем. Нам даны строгие инструкции не вступать ни в какие торговые соглашения… и мы должны подчиняться этим распоряжениям, этим законам нашей страны.

Совещание продолжалось еще долгое время и несмотря на все логические доводы Резанова губернатор стоял на своем:

— Я солдат, старый солдат, и не могу на старости лет начать нарушать законы моей страны…