Погода в последние дни уходящего года была неприятная, промозглая. Беспрерывные дожди с ветром яростно хлестали по окнам изб и смывали морскую соль со стен. Особенно страдали от непогоды часовые, круглосуточно охранявшие крепость от возможного нападения вероломных колошей. За время дежурства на посту часовые промокали до костей. Никакие дождевики из промасленного брезента не помогали. Ни дождь, ни снег не дают передышки охране форта. Он должен охраняться все время, так как индейцы все еще не забыли своего поражения и все еще готовы мстить за поругание своих святынь русскими.

Баранов, как обычно, все эти зимние вечера угрюмо сидел в своем кабинете, один, без детей и без своих ближайших сотрудников, и… пил. Пить он в последнее время стал много.

К концу 1812 года он получил определенные сведения, что в скором времени должен прибыть его преемник Борноволоков. Коллежский советник должен был приехать раньше, но его отъезд был несколько отложен из-за натянутых отношений между Россией и Англией. Правление компании опасалось, что англичане могут захватить компанейские суда.

Только после вторжения многотысячной армии Наполеона в Россию в июне 1812 года, изменилось положение, отношения с Англией улучшились настолько, что компания решилась отправить фрегат «Неву», который теперь находится в Охотске. Фрегатом командовал лейтенант Подушкин. В Охотске на «Неву» погрузился Борноволоков. Казалось, приближался конец службы Баранова в Америке. Предполагалось, что «Нева» прибудет в Новоархангельск в январе 1813 года.

Погода в январе еще больше ухудшилась. Стало холоднее, штормовые ветры немилосердно стегали избы промышленных снаружи форта да и сам форт. Дождь и снег вперемежку набросились на Аляску и на всю гряду Алеутских островов. Это была худшая зима за все время существования Новоархангельска.

Штормы свирепствовали в океане, и это стало сильно беспокоить Баранова. Если «Нева» вышла из Охотска, то она попала в полосу штормов. Кто знает — выдержит ли постаревшее судно штормы, погубившие уже не один корабль компании.

В январе наступила холодная погода, необычно холодная для Ситки… идет то снег, то холодный дождь со снегом, а снег колючий, ледяной, скорее похожий на крошечные, острые льдинки…

Все это время, всю зиму с нетерпением ждал Баранов прихода корабля с его преемником. Какое-то подсознательное чувство говорило ему: что-то опять случилось с этим человеком, судьба вновь вмешалась, как вмешивалась уже не раз. То ждал он самого Шелихова или письма от него с именем нового правителя, и вместо этого — пришло известие, что Шелихов умер. Ждал он возвращения епископа Иоасафа на «Фениксе», который должен был привезти новые инструкции от правления, как продолжать начатое дело и, может быть, подготовить замену. Не доехал Иоасаф, погиб где-то в море недалеко от Кадьяка. И так — длинный список людей, недобравшихся до Баранова. Точно судьба решила — быть ему в Америке и никуда не уезжать! Коллежский советник Кох совсем уже был на пути в Новоархангельск на замену Баранова… не доехал, умер! А теперь Борноволоков! Где-то он?

Может быть, заговор какой-то нечистый не допускает этих людей к нему. Какая-то цепь, которая держит и не отпускает его… «Так эту цепь ведь можно и порвать!» — думал он, сидя в своем кабинете и с ожесточением пуская клубы дыма самодельного курева.

Баранов выглянул в окно на залив. Даже в заливе вода бурлила. Над поселком нависли низкие, тяжелые, свинцово-серые тучи, которые почти касались океана на горизонте. Могучие волны, нагоняемые штормом из открытого океана, врывались в залив и яростно бросались на берег, на пристань, на верфи… и дождем брызг рассыпались далеко по поселку.

Посмотрел Баранов на бурное море, и им овладевали сомнения: как может корабль выжить в такой шторм? «Надеюсь, что им удалось укрыться на время шторма в какой-нибудь гавани, — подумал он. — Быть теперь в океане — безумие!»

Во второй половине января 1813 года, когда шторм немного улегся, хотя громадные валы все еще накатывались на берег, в бухте вдруг показалась шлюпка, беспомощно болтавшаяся на волнах. Там находилось несколько человек. С берега на помощь кинулись люди на шлюпках и байдарках и помогли новоприбывшим выбраться на берег.

Ими оказались несколько истощенных и изнуренных матросов с «Невы», сообщивших Баранову, что их корабль погиб 9 января у мыса Эчком, совсем недалеко от Ситки. Когда люди обогрелись и пришли в себя, они рассказали Баранову, что корабль вышел из Охотска под командой лейтенанта Подушкина в прошлом году. На борту был заместитель Баранову, коллежский советник Борноволоков. С самого же начала путешествия погода испортилась, и корабль не дошел до Ситки. Решено было зайти в Воскресенскую гавань и там переждать шторм.

Оттуда «Нева» вышла недавно, под командой штурмана Калинина, а Подушкин остался на берегу. Недалеко от Новоархангельска судно разбилось на камнях в темную ночь 9 января. Погибли много людей и среди них — Борноволоков и сам штурман Калинин. Кроме того, утонули и пассажиры — жена и сын штурмана Неродова. По словам спасшихся, погибли также боцман, штурманский ученик, приказчик компании, 27 промышленных и четыре женщины — жены промышленных.

Судьба снова распорядилась, чтобы Баранов на 67-м году жизни, уже проживший 23 года в американских колониях, оставался на своем посту. Очередной преемник опять не добрался до него!

От тех же спасшихся матросов Баранов узнал, что вышедший из Новоархангельска в июне 1812 года бриг «Александр», под командой штурмана Петрова, нагрузился в Охотске и на обратном пути на Ситку разбился на камнях пятого Курильского острова. К счастью, весь экипаж удалось спасти, но большая часть ценного груза погибла.

Матросы с «Невы» говорили, что часть груза с их корабля могла быть выброшена бурным океаном на берег. Как только погода наладилась и море немного успокоилось, Баранов сразу же отправил людей к мысу Эчком. Он надеялся, что хоть кое-что, заказанное им для церкви, может быть спасено. Он знал, что на «Неве» должны были послать для новой церкви в Новоархангельске особенный иконостас с иконами в серебряных оправах. И действительно, много разных грузов выбросило на берег, большей частью попорченных, но под грудой всего этого добра все же была найдена одна большая икона в тяжелой серебряной оправе, образ архангела Михаила. Баранов был несказанно счастлив. Спасение иконы для него было хорошим знаком, и он решил поместить этот образ в церкви на самом видном месте.

Тем не менее гибель Борноволокова сильно давила на него. Во всем этом он видел перст Божий. Несколько дней задумчиво сидел Баранов в своем кабинете, вспоминая события последних лет… сидел и думал, что, может быть, суждено ему до конца дней своих нести крест свой в Америке, может быть, пора перестать противиться судьбе и воле Божьей и смириться… Только теперь ему вдруг пришла в голову мысль, что напрасно он противился воле Божьей… очевидно, ему было положено безропотно делать свое дело здесь, в Америке…

С этого дня Баранов изменился, стал глубоко религиозным человеком. Имя Бога не сходило с его уст. Что бы ни случилось, он часто говорил: «на то воля Божья», «Бог судил», «все в руках Божьих»! Он стал другим человеком, а главное — к нему вернулись его прежние силы и энергия. Он теперь понял смысл своей жизни и работы.

Прежде всего он совершенно отбросил мысль об уходе на покой, хотя ему и было уже 67 лет. Мало того, решив остаться в Новоархангельске, он послал распоряжение на Кадьяк привезти обратно его детей — Антипатра и Ирину и их воспитателя, бостонца Джонса. Послал письмо Тимофею Тараканову, переселившемуся с молодой женой Марией на Кадьяк, с просьбой немедленно вернуться в Новоархангельск. Баранов снова был полон идей, и для претворения их в жизнь он нуждался в смышленом и расторопном Тараканове.

Пришло время, думал Баранов, выходить Российско-Американской компании на простор, расширять владения и расширять торговлю по всему бассейну Тихого океана. Ему нужны были люди типа Кускова и Тараканова, а главное — нужны корабли, много кораблей. Его верфи не справлялись с этой задачей, и Баранов, совершенно отбросивший чувство апатии, овладевшее было им, с головой ушел в составление планов. Своих кораблей было мало, поэтому он нашел легкий выход из положения. В том же 1813 году Баранов купил два корабля у американского капитана Беннета, пришедшего в Новоархангельск. Большой трехмачтовый корабль получил название «Беринг», а другой, поменьше, — переменил название на «Ильмень».