Сандра, действительно, своенравная девочка, это видно. Чувствуется, что ее капризам потакали. Она не очень-то понимает слово «нельзя», топает ногой, делает по-своему. Но в итоге все-таки подбегает к маме, целует ее и говорит по-португальски: «Мамочка, извини! Я больше не буду!» Сандра — девочка шустрая, капризная, но при этом ласковая. Старшая дочь Лера тоже вьется вокруг мамы: то так расцелует, то этак… Я еще не знаю, что за человек Наталья, но то, что дочери ее любят, видно невооруженным глазом.
— А какие у тебя планы на жизнь? — интересуюсь я у Натальи. — На что растить-то будешь свою капризулю? Уж не уедешь ли опять на заработки?
— До конца лета пробуду с дочерьми, пока сбережения есть. А по осени выйду на работу. Тут, в селе.
— Я ей уже место присматриваю, — добавляет Ольга Ивановна. Бабушку Сандры и маму Натальи в Пречистом все знают и уважают. Она уже много лет трудится главным бухгалтером в местном детском доме. Дурного слова о ней не услышишь, а я уж не поленилась — поспрашивала по окрестным магазинчикам, да по соседям прошлась. Народ тут прямой, честный. Было бы что сказать, за словом бы в карман не полезли. Но и местные продавщицы, и соседские бабули говорят одно: Наташку почти не знаем, ее долго не было. А Ольга Ивановна — женщина очень интеллигентная, образованная и добрейшей души человек. Она в отсутствие Натальи воспитывала ее старшую дочь Валерию, и влияние Ольги Ивановны очень заметно на девочке. У 16-летней Леры очень правильная, грамотная речь, приятные манеры и хорошие успехи в школе. Она любит читать, успешно сдала ЕГЭ и мечтает учиться в ВУЗе.
Мы садимся за стол. Ужин нехитрый, но хлебосольный. Все свое — помидорчики соленые, сыр домашний, котлетки куриные. По-простому, незатейливо, но радушно — у русских людей не принято гостей голодными отпускать. Даже если гость явился, сам не зная, как он относится к хозяевам — как я. Свое мнение о житье-бытье этой семьи мне еще предстоит составить. И я буду делать это в процессе совместного застолья и даже переночую в этом доме — все равно московского поезда до завтра не будет.
Сандра и Саша играют в салки, бегают вокруг стола. Сандра периодически хватает со стола котлетку, кладет на кусок черного хлеба и с аппетитом уплетает. Мне рассказывают, что сегодня с утра в доме уже были две или три бригады телевизионщиков, местный врач-педиатр и представители опеки.
— Даже участковый притащился! — удивляется Наталья, — в жизни сюда не приходил! Как тот сюжет по НТВ показали, так они все удумали нас проверять. Приходят — посидят, чайку попьют, а потом сами извиняются. Мол, не обижайтесь. Нам с Москвы звонят, требуют, расспрашивают… Вот мы и должны ходить-проверять, как тут у вас.
Тут Сандра опрокидывает кошачий лоток. Наталья по-португальски велит ей взять веник и подмести пол. Сандра послушно берет веник и начинает мести. Я эту сценку фотографирую.
— Что, напишешь, что ребенок в рабстве живет? С метлой не расстается? — лукаво интересуется Сергей Николаевич, дед Сандры. Он бывший шахтер, теперь на пенсии. Мужик с виду простой, да не очень. Бывают такие деревенские дедки с хитрецой да с умом в глазах. И говорят совсем не глупые вещи. Дед посмеивается:
— Что ж, мы не понимаем, что и вам кушать нужно? Вам писать надобно разные скандалы, а нам жить надобно. Так что вы уж пишите, мы вас не гоним. Только и вы уж нам жить не мешайте. Все нормально у нас, по-людски.
— Работать здесь пойду, — говорит Наталья, — хотя здесь у нас вообще копейки платят. У нас же ближайшая цивилизация, фабрики, торговля — только в Ярике.
И тут я самым доверительным тоном, на какой только способна, задаю свой главный вопрос:
— Наташ, если честно, почему ты не оставила Сандру в Португалии? Ей же там хорошо было, да и тебе полегче. Ты бы смогла опять куда-нибудь махнуть за лучшей долей, а Сандру бы навещала в Барселуше. Португальцы-то не против. Флоринда и Жуан мне по телефону сказали: «Мы хотим сохранить добрые отношения с Натальей. Всегда готовы принять ее в своем доме».
— Ну вот ты сама мать, — откликается Наталья, — чего идиотские вопросы задаешь? Ты свою дочь выносила, в муках родила — ты бы оставила ее кому-нибудь насовсем? Да меня бы моя собственная мать прокляла бы за такое! И дочь старшая. Временно еще можно оставить ребенка, если трудная ситуация. Но не навсегда же! Я вон Лерку оставила на маму, Лерка не в обиде на меня, сама спроси. Она понимает, что выхода другого не было. Жрать нам было нечего, а я матери оттуда хоть деньги высылала. И Сандру я оставляла Флоринде со спокойной душой, доверяла ей. Я очень благодарна была Жуану и Флоринде, хорошо к ним относилась. Я думала они бескорыстно помогают, жалеют нас… Верила им, дура, пока они ребенка через суд не стали отнимать… А уж этим они меня так разозлили! Какое они имеют право на чужого ребенка? Все грязное белье в ход пошло — мол, я и пью, и развратничаю… Помню, со мной португальская психиаторша беседовала. Вы, говорит, выпиваете… А я ей: а вы что, не выпиваете? А она мне: «Ну что вы! Я только в обед и в ужин!» А я ей: «А я только в субботу и в воскресенье! Так кто из нас больше пьет?» Я же там 7 лет прожила и знаю, что португальцы каждый день пьют. Квасят свой портвейн чуть ли не с завтрака. У них так принято: за едой каждый раз по чуть-чуть пить. А у нас принято неделю на трезвяк впахивать, а на выходных как следует пить. Что лучше — каждый день по чуть-чуть или раз в неделю от души — еще неизвестно. Это уж кому как нравится. Так что ж обвинять-то друг друга? И насчет разврата тоже. Почитай португальскую русскоязычную газету «Слово», они приводят статистику. На одну маленькую Португалию — очень высокий процент случаев педофилии и садистского обращения с детьми. Я не имею в виду Флоринду и Жуана, они хорошо к Сандре относились. Но в целом по стране — картина-то страшная! И в ванной ребенка топили, и заживо сжигали, и приемных детей насиловали, и священник-насильник у них был… А тут из-за того, что я Сандру по попе шлепнула, всей страной возмутились! Пусть бревно в своем глазу ищут! Уж столько напраслины на меня возвели! Я сдерживалась только потому, что понимала: иначе я не только дочь не получу, но еще и в тюряге буду париться как Ира Беленькая… У меня же адвокат была португалка — Алина Кампуш. Я ее не нанимала, у меня денег не было. Мне ее португальская сторона выделила, бесплатно. Так вот у нее никакой корысти во мне не было, но она меня поддерживала. Алина понимала, почему я не отдаю свою дочь. Сандра до сих пор вспоминает сеньору Кампуш: она ее называла «ДоктОр Алина», она ее полюбила. Так что не все португальцы тупые.
— Но ты сама-то объективно понимаешь, что в Португалии Сандре было бы лучше, чем в нашей нищете? Скажет ли она тебе спасибо, когда вырастет?
— Да на кой ей эта Португалия? — отмахивается Наталья. — Ты там была? Это ж Европина жопа! Страна крохотная, на задворках Европы, все друг другу дальние родственники, вот генофонд и паршивый. У них очень много больных детей рождается, я в местной прессе читала. Поэтому они так поддерживают каждую португальскую семью, которая над иностранными детьми опеку берет — свой генофонд хотят освежить. А Флоринде и Жуану общественное одобрение очень даже кстати: у них бизнес частный, а Барселуш — городишко маленький. Отсудив Сандру, они станут прямо национальными героями. А это и льготы, и поддержка правительства, и народная любовь. А в кризис это все ох как не помешает! Поэтому они так и стараются. Вот у них в Барселуше завтра опять народная демонстрация с требованиями вернуть Сандру в Португалию. Такое ощущение, что португалам больше делать нечего. Всей страной вцепились в одну маленькую русскую девочку.
Пока мы сидим за столом, в горнице не смолкает телефон. Наталье без конца звонят из Португалии — и местные журналисты, и друзья, и сами Флоринда и Жуан. Португальские журналисты пытаются стыдить Наталью, ссылаясь на увиденный ими телевизионный сюжет, упрекают в дурном отношении к ребенку. Наталья что-то терпеливо втолковывает им по-португальски. Друзья Натальи, оставшиеся в Португалии, и ее любимый мужчина Алексей (он сейчас в Браге) живописуют ей народные португальские волнения, вызванные телесюжетами, приходящими из России. Мне почему-то вспоминается старый анекдот: иностранец говорит русскому «У вас замечательные дети! А все, что вы делаете руками — из рук вон плохо…» Португальцам нравятся наши дети, и их можно понять. Дети у нас получаются хорошо. Правда, не всегда нам удается вырастить их в хороших условиях. Но наша ли тут вина?
