— Кто меня тогда увел из дома Понаровской, — говорит Антоника, — я, конечно, не помню. Я же совсем кроха была. Помню себя только уже в детдоме. Слава богу, директор этого детдома Валентина Федоровна меня полюбила, удочерила и взяла к себе домой. А то после 14 лет меня бы перевели из детского дома в интернат. А там, говорят, такие нравы — хуже, чем в колонии.

К тому моменту, когда Ирина Понаровская снова о ней вспомнила, Антоника уже почти 10 лет жила в семье бывшего директора челябинского детского дома, а тогда уже пенсионерки Валентины Федоровны Быковой. Директриса детдома настолько прониклась непростой судьбой своей воспитанницы, что удочерила девочку. Тогда новая приемная мама буквально умоляла «посланцев воли Понаровской» оставить Настю в покое:

— Живет себе девчонка спокойно и живет! Что вы ее дергаете? Она простая, добрая, бесхитростная, дальше Челябинска и не уезжала никогда, кроме как в глубоком детстве. Не место ей в звездной семье! Там же как: сегодня хотят ее, как новую игрушку… А завтра опять выкинут! И зачем только мучаете ребенка?

Но телевизионщики убедили Валентину Федоровну: в столице ее Настю ждет совсем другая, завидная судьба — учеба в престижном вузе, изысканный круг общения, новые возможности… И грех лишать девочку такого уникального шанса. Приемная мама поплакала и отпустила свою Настю. А что было делать?

И вот 16-летннюю Бетти-Настю вновь возвращают Понаровской: на сей раз прямо перед телекамерами, в прямом эфире программы «Жди меня». Взаимные слезы счастья вновь обретших друг друга матери и дочери многие телезрители помнят до сих пор…

Бетти снова вошла в звездное семейство, состоящее из самой Понаровской, 15-летнего Энтони, мамы Ирины Нины Николаевны и ее домработницы Тони. К тому моменту Вейланда Рода рядом с Ириной уже не было. Теперь Ирина жила уже не в Питере, а в Москве, в просторной квартире на улице Трифоновская. Увы, счастье рядом со звездой снова оказалось для Бетти недолгим.

— Через 4 месяца совместного проживания мама Ира выдворила меня из дома, — вспоминает Антоника, — обвинив в краже двух колец, трех блузок и одних солнцезащитных очков. Все это она узнала от домработницы Тони, которая с самого начала меня невзлюбила. А Ирина меня даже не выслушала. Хотя я хотела ей все объяснить. Колечки я просто взяла поносить, но потом ведь вернула! Тоня и увидела их у меня в тот момент, когда я клала их на место. В 16 лет ну очень хотелось пофорсить! Никакие очки я, честно говоря, вообще не помню… Наверное, их Тоня до кучи приплела… Она почему-то больше всех была недовольна, когда Ирина привела меня в дом…

Хотя и не своими руками, но получилось так, что Понаровская снова выставила свою темнокожую приемную дочь за дверь. И девушка снова вернулась в родной Челябинск.

В следующий раз Бетти-Настя-Антоника приехала в Москву уже на моей памяти. Ей только исполнился 21 год и, как и многим, ей очень хотелось работать и учиться в столице.

Тогда же она окончательно определилась, с каким из своих трех имен ей жить. Девушка выбрала имя Антоника и стала искать работу. Никакого образования, кроме средней школы, у Антоники не было. Зато нашелся божий дар: она на редкость пластична, прекрасно двигается и тонко чувствует музыку. В Челябинске девушка танцевала в ночном клубе «на разогреве» перед выступлением артистов. Но в столице в этом бизнесе оказалась огромная конкуренция. Однако Антонику после первого же кастинга взяли на работу в один из лучших московских ночных клубов. Там она и проработала последние несколько лет, принеся клубу немалый доход. Многие гости приезжали в клуб специально «на Антонику»: зрителям нравилось ее точеное тело цвета молочного шоколада и удивительная пластика. Антоника никогда не обучалась искусству танца: она просто талантливо импровизировала под музыку.

И все было бы ничего, если бы не постоянные приставания деятелей желтой прессы. Очень многие тогда хотели еще раз перетряхнуть многообещающую жареную историю о том, как мулатка-подкидыш обокрала нашу любимую певицу. А потом еще и стала выступать в клубах чуть ли не под фамилией Понаровская…

— По паспорту я Анастасия Кормышева и никогда не пыталась назваться Понаровской, — уточняет Антоника. — а Антоникой называют меня близкие люди, так мне больше нравится.

Антоника честно давала интервью, объясняя, что и не думала ничего воровать у приемной мамы. Просто тогда 16-летняя провинциальная девчонка оказалась в совершенно новом для себя столичном, а еще и звездном, мире. И ей очень хотелось «соответствовать».

— Самое обидное, — повторяет Антоника, — что Ирина сразу поверила домработнице и выгнала меня, даже не поговорив! Не выслушав моих объяснений. И даже не спросив, как сделала бы любая мать: как так получилось? Как такое могло случиться?

Оказавшись в Москве через 5 лет после тех неприятных событий, Антоника пыталась все же поговорить с Ириной, все ей объяснить и примириться с ней. Не хотелось оставлять на душе недосказанное и жить с виной за то, что она не делала. Антоника звонила Ирине по телефону, а на Пасху даже приезжала на Трифоновскую с куличом и цветами. Надеялась, что в святой день бывшая приемная мама будет помягче и хотя бы поговорит с ней. Но Ирина Витальевна была непреклонна: она бросала трубку, а в квартире мать певицы Нина Николаевна, увидев Бетти в глазок, даже не открыла дверь…

— Мне было очень больно, — вспоминает Антоника, — но поделать я ничего не могла! Звездная мама вычеркнула меня из своей жизни.

А вот другая приемная мама Антоники, Валентина Федоровна, очень переживала: как там молодой девчонке одной в столице? В тот год я пару раз разговаривала с ней по телефону. Она очень тепло отзывалась о «своей Насте»: — Сейчас я на пенсии, тяжело болею. А Настя обо мне всегда заботилась, по дому все делала. Как зарплату получит, обязательно подарок какой-нибудь несет. Ласковая такая, добрая. Мы ее любим — и я, и муж мой. Так что напрасно Понаровская про какую-то «дурную наследственность» говорила. Я педагог, всю жизнь с детьми проработала, всякое видала. Настя — очень хорошая девочка, душевная. Я ее в 6 лет удочерила и ни разу не пожалела об этом. Только вот теперь места себе не нахожу: и зачем ее опять дернули в эту Москву? Так мы тут хорошо жили…

А в конце 2003 года Валентина Федоровна умерла. Снова было очень больно. И снова не в силах Антоники было вернуть близкого человека.

Прошло еще пять лет. Антоника прижилась в Москве, нашла новых друзей. Все эти годы Понаровская на все вопросы о приемной дочери исправно отвечала: «Я не хочу о ней говорить…» И Антоника решила, что для нее будет легче тоже выкинуть из головы и из сердца эту историю, пережить и отпустить свою личную драму…

— Видно, не судьба мне иметь материнскую любовь, — грустно улыбается Антоника, — все три моих мамы — настоящая и две приемных — меня оставили. С одной только разницей, что две сами отвернулись, а одну, самую любящую, забрал Бог.

— А ты в обиде на Ирину Витальевну? — интересуюсь я.

— Я давно простила и Понаровскую, и свою родную мать Марину… — отзывается Антоника. — Просто не хочу повторять их ошибки и их судьбы. Благодаря усилиям журналистов, не так давно я встретилась со своим родным отцом Доменгужем Жозе. Мы хорошо пообщались, но наши жизненные векторы просто не совпали. У отца своя жизнь, работа, большая семья, жена и много детей — и все это в далекой Анголе. Я вообще ни на кого не в обиде, обижаться — не в моих правилах. Зато есть люди, которым я по-настоящему благодарна. Кроме моих московских друзей, это еще и мои челябинские приемные родители. Если оглянуться назад, именно они оказались самыми близкими, самыми важными и самыми значимыми людьми в моей жизни. Бабушка Валентина Федоровна (я называла ее так, потому что по возрасту она мне больше в бабушки годилась) и дедушка Борис Александрович — это люди, которые все-таки подарили мне кусок счастливого домашнего детства. И вспоминая тот счастливый отрезок времени, настоящий семейный уют и тепло домашнего очага, я обещаю себе: мой сын Федор обязательно будет счастлив! И только со мною рядом.