Первый голос Что́ мне тайна кровавых цветов! Что́ мне лик господина — скажи! Я — свободный глашатай веков. Я — слуга у моей госпожи. 8 сентября 1902 «Стремленья сердца непомерны…» Стремленья сердца непомерны, Но на вершинах — маяки. Они испытаны и верны, И бесконечно далеки. Там стерегут мое паденье Веселых ангелов четы. Там лучезарным сновиденьем В лазури строгой блещешь Ты. Призвал ли я Тебя из праха, Иль Ты Сама ко мне сошла, Но, неизведанного страха, Душа, вкусивши, замерла… 15–30 сентября 1902 «Передо мной — моя дорога…» Передо мной — моя дорога, Хранитель вьется в высоте: То — ангел, ропщущий на бога В неизъяснимой чистоте. К нему не долетают стоны, Ему до неба — взмах крыла, Но тайновиденья законы Еще земля превозмогла. Он, белокрылый, звонко бьется, Я отразил его мятеж: Высоко песня раздается, — Здесь — вздохи те же, звуки те ж. И я тянусь, подобный стеблю, В голубоватый сумрак дня, И тайно вздохами колеблю Траву, обнявшую меня. 30 сентября 1902 «Все огни загораются здесь…» Все огни загораются здесь. Там — туманы и мертвенный дым, — Безначальная хмурая весь, С ней роднюся я духом моим. Но огни еще всё горячи, Всё томлюсь в огневой полосе… Только дума рождает ключи, Холодеющий сон о красе… Ах, и дума уйдет и замрет, Будет прежняя сила кипеть, Только милая сердцу вздохнет, Только бросит мне зов — улететь. Полетим в беззаконную весь, В вышине, воздыхая, замрем… Только ужас рождается здесь. Там — лишь нежная память о нем. Сентябрь 1902 «Я ждал под окнами в тени…» Я ждал под окнами в тени, Готовый гибнуть и смеяться. Они ушли туда — одни — Любить, мечтать и целоваться. Рука сжимала тонкий нож. В лохмотьях, нищий, был я жалок. Мечтал про счастье и про ложь, Про белых, девственных русалок. И, дрогнув, пробегала тень, Спешил рассеянный прохожий. Там смутно нарождался день, С прошедшим схожий и несхожий. И вот они — вдвоем — одни… Он шепчет, жмет, целует руки… И замер я в моей тени, Раздавлен тайной серой скуки. Сентябрь 1902
«О легендах, о сказках, о мигах…» О легендах, о сказках, о мигах: Я искал до скончания дней В запыленных, зачитанных книгах Сокровенную сказку о Ней. Об отчаяньи муки напрасной: Я стою у последних ворот И не знаю — в очах у Прекрасной Сокровенный огонь, или лед. О последнем, о светлом, о зыбком: Не открою, и дрогну, и жду: Верю тихим осенним улыбкам, Золотистому солнцу на льду. 17 октября 1902 «Они живут под серой тучей…» Они живут под серой тучей. Я им чужда и не нужна. Они не вспомнят тех созвучий, Которым я научена. Я всё молчу и всё тоскую. Слова их бледны и темны. Я вспоминаю голубую Лазурь родимой стороны. Как странно им на все вопросы Встречать молчанье и вопрос! Но им приятно гладить косы Моих распущенных волос. Их удивленье не обидно, Но в предвечерние часы Мне иногда бывает стыдно Моей распущенной косы. Октябрь 1902 «Мысли мои утопают в бессилии…» Мысли мои утопают в бессилии. Душно, светло, безотрадно и весело. Ты, прозвеневшая в странном обилии, Душу мою торжеством занавесила. Нет Тебе имени, Неизреченная, Ты — моя тайна, до времени скрытая, Солнце мое, в торжество облеченное, Чаша блаженная и ядовитая! Октябрь 1902 7-8 ноября 1902 года Осанна! Ты входишь в терем! Ты — Голос, Ты — Слава Царицы! Поем, вопием и верим, Но нас гнетут багряницы! Мы слепы от слез кровавых, Оглушенные криками тлений. · · · · · Но Ты в небывалых славах Принесла нам вздохи курений! 7–8 ноября 1902 «Загляжусь ли я в ночь на метелицу…» Загляжусь ли я в ночь на метелицу, Загорюсь и погаснуть не в мочь. Что́ в очах Твоих, красная девица, Нашептала мне синяя ночь. Нашепталась мне сказка косматая, Нагадал заколдованный луг Про тебя сновиденья крылатые, Про тебя, неугаданный друг. Я завьюсь снеговой паутиною, Поцелуи, что долгие сны. Чую сердце твое лебединое, Слышу жаркое сердце весны. Нагадала Большая Медведица, Да колдунья, морозная ночь, Что́ в очах твоих, красная девица, На челе твоем синяя ночь. |
