27 августа 1902 «Золотистою долиной…» Золотистою долиной Ты уходишь, нем и дик. Тает в небе журавлиный Удаляющийся крик. Замер, кажется, в зените Грустный голос, долгий звук. Бесконечно тянет нити Торжествующий паук. Сквозь прозрачные волокна Солнце, света не тая, Праздно бьет в слепые окна Опустелого жилья. За нарядные одежды Осень солнцу отдала Улетевшие надежды Вдохновенного тепла. 29 августа 1902 «Без Меня б твои сны улетали…» Без Меня б твои сны улетали В безжеланно-туманную высь, Ты воспомни вечерние дали, В тихий терем, дитя, постучись. Я живу над зубчатой землею, Вечерею в Моем терему. Приходи, Я тебя успокою, Милый, милый, тебя обниму. Отошла Я в снега без возврата, Но, холодные вихри крутя, На черте огневого заката Начертала Я Имя, дитя… Август 1902 «Тебя я встречу где-то в мире…» Тебя я встречу где-то в мире, За далью каменных дорог. На страшном, на последнем пире Для нас готовит встречу бог. Август 1902 VI. С.-Петербург. Осень — 7 ноября 1902 года «Я вышел в ночь — узнать, понять…» Я вышел в ночь — узнать, понять Далекий шорох, близкий ропот, Несуществующих принять, Поверить в мнимый конский топот. Дорога, под луной бела, Казалось, полнилась шагами. Там только чья-то тень брела И опустилась за холмами. И слушал я — и услыхал: Среди дрожащих лунных пятен Далеко, звонко конь скакал, И легкий посвист был понятен. Но здесь, и дальше — ровный звук, И сердце медленно боролось, О, как понять, откуда стук, Откуда будет слышен голос? И вот, слышнее звон копыт, И белый конь ко мне несется… И стало ясно, кто молчит И на пустом седле смеется. Я вышел в ночь — узнать, понять Далекий шорох, близкий ропот, Несуществующих принять, Поверить в мнимый конский топот. 6 сентября 1902 С.-Петербург «Безрадостные всходят семена…» Безрадостные всходят семена. Холодный ветер бьется в голых прутьях. В моей душе открылись письмена. Я их таю — в селеньях, на распутьях… И кра́дусь я, как тень, у лунных стен. Меняются, темнеют, глохнут стены. Мне сладостно от всяких перемен, Мне каждый день рождает перемены. О, как я жив, как бьет ключами кровь! Я здесь родной с подземными ключами! Мгновенья тайн! Ты, вечная любовь! Я понял вас! Я с вами! Я за вами! Растет, растет великая стена. Холодный ветер бьется в голых прутьях… Я вас открыл, святые письмена. Я вас храню с улыбкой на распутьях. 6 сентября 1902 «В городе колокол бился…» В городе колокол бился, Поздние славя мечты Я отошел и молился Там, где провиделась Ты Слушая зов иноверца, Поздними днями дыша, Билось попрежнему сердце, Не изменялась душа. Всё отошло, изменило, Шепчет про душу мою… Ты лишь Одна сохранила Древнюю Тайну Свою. 15 сентября 1902 «Я просыпался и всходил…» Я просыпался и всходил К окну на темные ступени. Морозный месяц серебрил Мои затихнувшие сени. Давно уж не было вестей, Но город приносил мне звуки, И каждый день я ждал гостей И слушал шорохи и стуки. И в полночь вздрагивал не раз, И, пробуждаемый шагами, Всходил к окну — и видел газ, Мерцавший в улицах цепями. Сегодня жду моих гостей И дрогну, и сжимаю руки. Давно мне не было вестей, Но были шорохи и стуки. 18 сентября 1902 Экклесиаст Благословляя свет и тень И веселясь игрою лирной, Смотри туда — в хаос безмирный, Куда склоняется твой день. Цела серебряная цепь, Твои наполнены кувшины, Миндаль цветет на дне долины, И влажным зноем дышит степь. Идешь ты к дому на горах, Полдневным солнцем залитая, Идешь — повязка золотая В смолистых тонет волосах. Зачахли каперса цветы, И вот — кузнечик тяжелеет, И на дороге ужас веет, И помрачились высоты. Молоть устали жернова. Бегут испуганные стражи, И всех объемлет призрак вражий, И долу гнутся дерева. Всё диким страхом смятено. Столпились в кучу люди, звери. И тщетно замыкают двери Досель смотревшие в окно. |
