Май 1902 Ботанический сад «Всю ночь я слышу вздохи странные…» Всю ночь я слышу вздохи странные, У изголовья слышу речь. Я опущусь в окно туманное И буду с улицы стеречь. Ах, эти страхи все напрасные, Моя загадка — здесь — во мне. Все эти шорохи бесстрастные — Поверь, величье в тишине. Я подстерег и успокоился. И кто другой бы мог придти? И только мой восторг удвоился — Всё Ты же на моем пути! О, это Ты — и вздохи странные, И сны, и шорохи, и речь… Ты — безначальная, желанная, Ты — разрешенье милых встреч! Май 1902 «Поздно. В окошко закрытое…» Поздно. В окошко закрытое Горькая мудрость стучит. Всё ликованье забытое Перелетело в зенит. Поздно. Меня не обманешь ты. Смейся же, светлая тень! В небе купаться устанешь ты — Вечером сменится день. Сменится мертвенной скукою — Краски поблекнут твои… Мудрость моя близорукая! Темные годы мои! Май 1902 «Сплетались времена, сплетались страны…» Сплетались времена, сплетались страны. Мы из Венеции на север шли, Мы видели дождливые туманы. Оторвались, — и к Лидо подошли. Но берег пуст, и даль оделась в сети И долгого и тонкого дождя. Мы подождем. Мы будем только дети, В живой игре на север уходя. Так началось времен изображенье. Игра веков! О, как ты дорога! Бесчисленные развернулись звенья, Летели брызги, искры, жемчуга. Но кто прошел? кто заглянул в туманы? Игру, мечту — кто видел издали?.. Сплетались времена, сплетались страны, Мы, не свершив, на север отошли. 2 июня 1902 «Загадай и скройся в ночь…» Загадай и скройся в ночь, И следи, одетый мраком: За ночным росистым злаком Выйдет северная дочь. У нее в глазах мечта — Отдаленное моленье. Как у матери Христа, Тайной силы откровенье. Ризы длинные белей Херувимских нежных крылий. Ах, в объятиях у ней Сонмы девственные лилий… Загадай и скройся в ночь, И следи, одетый мраком: Выйдет северная дочь За вечерним гибким злаком… 2 июня 1902 Голоса («Грустнее не бывали думы…») Первый голос Грустнее не бывали думы. Последних лет на рубеже Бесцельно вслушиваюсь в шумы На доцветающей меже. Второй голос Усыплён я земными тревогами, Всё иное — певучий обман. В тишине над святыми дорогами Почивает безбрежный туман. Первый голос Не здесь ли верное жилище? Кузнечик вечен, вечен злак. Здесь встретятся богач и нищий, Протянут руки друг и враг. Второй голос Но в тумане надежды затеряны, И поют мои песни вдали. До конца сочтены и измерены Эти стоны недужной земли. Первый голос Земля зарделась не случайно, Заря с луною вместе шла. Передо мной, сгорая тайно, Жена лазурная плыла. Второй голос Нет предела земному познанию, Гладь земная видна далеко… Нынче тягостно было свидание, Завтра — снова светло и легко. 7–8 июня 1902. Шахматово «Мы истомились в безмерности…» Καὶ εἷδον οὐρανὸν καινὸν κα ὶ γῆν καινήν ὁ γὰρ πρῶος οὐρανὸς κα ὶ ἡ πρώτή γῆ παρ ῆ λϑε, κα ὶ ἡ ϑάλασσα οὐκ ἔστιν ἔ τι. Καὶ τὴν πόλιν τὴν ἁγιαν, Ἱερουσαλὴμ καιν ὴ ν, εἷδον καταβαίνουσαν ἐν τοῦ οὐρανοῦ απὸ τοῦ ϑεοῦ, ἡ τοιμασμένημ ώς νύμφην κεκοσμημένην τῷ ἀνδρ ὶ ἀυτῆς. Ἀποκάλυψις, κα, 1–2 [18] Мы истомились в безмерности. Вот мои песни — и дни. Речи задумчивой верности — Не сочтены ли они? Нет. Еще всё не измерено. Всё еще чую красу. Знамя блаженства потеряно. Я отыскал — и несу! Страшные клятвы победные, Невероятные сны. Звуки могучие, медные, Стоны моей глубины! Что же? В последнем пылании Ярче и громче обман! Если не будет свидания, — Пусть пролетит ураган! Облако! Тени придвинулись! Вот — бездыханность близка. Мы над землей опрокинулись, Нам промечтались века!.. Дева! Астарта! Невнятное! Близко — и весело там! Ах! Стережет необъятное. Вот он — белеющий храм!.. О, неизбежное, милое… О, Лучезарная, Ты? Над незарытой могилою Как побелели цветы! Крики умолкли. В смятении Нам промечтались века… Смерть ли? О, нет, об успении Дума уже высока… Всё отступило из времени. Сила пределов мертва. Память проклятого семени Смыла Иная Молва. Где вы, обильные матери С грудью Сидонских богинь? Пламень, бушующий в кратере, Гибель цветущих пустынь?! Знаменье — риза струящая Неиссякающий свет. Это — Жена восходящая — Поздний, но верный ответ. вернуться И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от бога с неба, приготовленный, как невеста, украшенная для мужа своего. Апокалипсис, <гл. 2>, 1–2 (греч.). — Ред. |
