10 октября 1902 «Ушел он, скрылся в ночи́…» Ушел он, скрылся в ночи́, Никто не знает, куда. На столе остались ключи, В столе — указанье следа. И кто же думал тогда, Что он не придет домой? Стихала ночная езда — Он был обручен с Женой. На белом холодном снегу Он сердце свое убил. А думал, что с Ней в лугу Средь белых лилий ходил. Вот брежжит утренний свет, Но дома его всё нет. Невеста напрасно ждет, Он был, но он не придет. 12 октября 1902
Religio [5] 1 Любил я нежные слова. Искал таинственных соцветий. И, прозревающий едва, Еще шумел, как в играх дети. Но, выходя под утро в луг, Твердя невнятные напевы, Я знал Тебя, мой вечный друг, Тебя, Хранительница-Дева. Я знал, задумчивый поэт, Что ни один не ведал гений Такой свободы, как обет Моих невольничьих Служении. 2 Безмолвный призрак в терему, Я — черный раб проклятой крови. Я соблюдаю полутьму В Ее нетронутом алькове. Я стерегу Ее ключи И с Ней присутствую, незримый. Когда скрещаются мечи За красоту Недостижимой. Мой голос глух, мой волос сед. Черты до ужаса недвижны. Со мной всю жизнь — один Завет: Завет служенья Непостижной. 18 октября 1902 «Вхожу я в темные храмы…» Вхожу я в темные храмы, Совершаю бедный обряд. Там жду я Прекрасной Дамы В мерцаньи красных лампад. В тени у высокой колонны Дрожу от скрипа дверей. А в лицо мне глядит, озаренный, Только образ, лишь сон о Ней. О, я привык к этим ризам Величавой Вечной Жены! Высоко бегут по карнизам Улыбки, сказки и сны. О, Святая, как ласковы свечи, Как отрадны Твои черты! Мне не слышны ни вздохи, ни речи, Но я верю: Милая — Ты. 25 октября 1902 «Ты свята, но я Тебе не верю…» Ты свята, но я Тебе не верю, И давно всё знаю наперед: Будет день, и распахнутся двери, Вереница белая пройдет. Будут страшны, будут несказанны Неземные маски лиц… Буду я взывать к Тебе: «Осанна!» Сумасшедший, распростертый ниц. И тогда, поднявшись выше тлена, Ты откроешь Лучезарный Лик. И, свободный от земного плена, Я пролью всю жизнь в последний крик. 29 октября 1902 «Будет день, словно миг веселья…» Будет день, словно миг веселья. Мы забудем все имена. Ты сама придешь в мою келью И разбудишь меня от сна. По лицу, объятому дрожью, Угадаешь думы мои. Но всё прежнее станет ложью, Чуть займутся Лучи Твои. Как тогда, с безгласной улыбкой Ты прочтешь на моем челе О любви неверной и зыбкой, О любви, что цвела на земле. Но тогда — величавей и краше, Без сомнений и дум приму. И до дна исчерпаю чашу, Сопричастный Дню Твоему. 31 октября 1902 «Его встречали повсюду…» Его встречали повсюду На улицах в сонные дни. Он шел и нес свое чудо, Спотыкаясь в морозной тени. Входил в свою тихую келью, Зажигал последний свет, Ставил лампаду веселью И пышный лилий букет. Ему дивились со смехом, Говорили, что он чудак. Он думал о шубке с мехом И опять скрывался во мрак. Однажды его проводили, Он весел и счастлив был, А утром в гроб уложили, И священник тихо служил. Октябрь 1902 «Разгораются тайные знаки…» Разгораются тайные знаки На глухой, непробудной стене Золотые и красные маки Надо мной тяготеют во сне Укрываюсь в ночные пещеры И не помню суровых чудес. На заре — голубые химеры Смотрят в зеркале ярких небес. Убегаю в прошедшие миги, Закрываю от страха глаза, На листах холодеющей книги — Золотая девичья коса. Надо мной небосвод уже низок, Черный сон тяготеет в груди. Мой конец предначертанный близок, И война, и пожар — впереди. Октябрь 1902
«Мне страшно с Тобой встречаться…» Мне страшно с Тобой встречаться. Страшнее Тебя не встречать. Я стал всему удивляться, На всем уловил печать По улице ходят тени, Не пойму — живут, или спят… Прильнув к церковной ступени, Боюсь оглянуться назад. Кладут мне на плечи руки, Но я не помню имен. В ушах раздаются звуки Недавних больших похорон. А хмурое небо низко — Покрыло и самый храм. Я знаю — Ты здесь, Ты близко. Тебя здесь нет. Ты — там. |
