27 декабря 1901 «Мы, два старца, бредем одинокие…» Мы, два старца, бредем одинокие, Сырая простерлась мгла. Перед нами — окна далекие, Голубая даль светла. Но откуда в сумрак таинственный Смотрит, смотрит свет голубой? Мы дрожим мечтою единственной, О, невнятное! пред тобой. О, откуда, откуда мглистые Заалели тучи, горя, И нити бегут золотистые, И сумрак румянит заря?.. Мы, два старца, в сумрак таинственный Бредем, — а в окнах свет. И дрожим мечтою единственной, Искушенные мудростью бед. 29 декабря 1901 Ночь на Новый Год Лежат холодные туманы, Горят багровые костры. Душа морозная Светланы В мечтах таинственной игры. Скрипнет снег — сердца займутся — Снова тихая луна. За воротами смеются, Дальше — улица темна. Дай взгляну на праздник смеха, Вниз сойду, покрыв лицо! Ленты красные-помеха, Милый глянет на крыльцо… Но туман не шелохнется, Жду полуночной поры. Кто-то шепчет и смеется, И горят, горят костры… Скрипнет снег — в морозной дали Тихий, крадущийся свет. Чьи-то санки пробежали… «Ваше имя?» — Смех в ответ. Вот поднялся вихорь снежный, Побелело всё крыльцо… И смеющийся, и нежный Закрывает мне лицо… Лежат холодные туманы, Бледнея, крадется луна. Душа задумчивой Светланы Мечтой чудесной смущена… 31 декабря 1901 IV. С.-Петербург. Зима и весна 1902 года «Я шел — и вслед за мною шли…» Я шел — и вслед за мною шли Какие-то неистовые люди. Их волосы вставали под луной, И в ужасе, с растерзанной душой Зубами скрежетали, били в груди, И разносился скрежет их вдали. Я шел — и вслед за мной влеклись Усталые, задумчивые люди. Они забыли ужас роковой. Вдыхали тихо аромат ночной Их впалые измученные груди, И руки их безжизненно сплелись. Передо мною шел огнистый столп. И я считал шаги несметных толп. И скрежет их, и шорох их ленивый Я созерцал, безбрежный и счастливый. 1 января 1902 «Бегут неверные дневные тени…» Бегут неверные дневные тени. Высок и внятен колокольный зов. Озарены церковные ступени, Их камень жив — и ждет твоих шагов. Ты здесь пройдешь, холодный камень тронешь, Одетый страшной святостью веков, И, может быть, цветок весны уронишь Здесь, в этой мгле, у строгих образов. Растут невнятно розовые тени, Высок и внятен колокольный зов, Ложится мгла на старые ступени… Я озарен — я жду твоих шагов. 4 января 1902 «Сгущался мрак церковного порога…» Сгущался мрак церковного порога В дни свадеб, в дни рождений, похорон; А там — вилась широкая дорога, И путник шел, закатом озарен. Там не было конца свободной дали, Но здесь, в тени, не виделось ни зги; И каждый раз прохожего встречали Из сумрака ответные шаги. Церковный свод давал размерным звоном Всем путникам напутственный ответ, И в глубине, над сумрачным амвоном, Остерегающий струился свет. И, проходя в смеющиеся дали, Здесь путник ждал, задумчив и смущен, Чтоб меркнул свет, чтоб звуки замирали… И дале шел, закатом озарен. 4 января 1902 «Высо́ко с темнотой сливается стена…» Высо́ко с темнотой сливается стена, Там — светлое окно и светлое молчанье. Ни звука у дверей, и лестница темна, И бродит по углам знакомое дрожанье. В дверях дрожащий свет и сумерки вокруг. И суета и шум на улице безмерней. Молчу и жду тебя, мой бедный, поздний друг, Последняя мечта моей души вечерней. 11 января 1902 «Там, в полусумраке собора…» Там, в полусумраке собора, В лампадном свете образа. Живая ночь заглянет скоро В твои бессонные глаза. В речах о мудрости небесной Земные чуятся струи. Там, в сводах — сумрак неизвестный, Здесь — холод каменной скамьи. Глубокий жар случайной встречи Дохнул с церковной высоты На эти дремлющие свечи, На образа и на цветы. И вдохновительно молчанье, И скрыты помыслы твои, И смутно чуется познанье И дрожь голубки и змеи. 14 января 1902 «Мы преклонились у завета…» Мы преклонились у завета, Молчаньем храма смущены. В лучах божественного света Улыбка вспомнилась Жены. Единодушны и безмолвны, В одних лучах, в одних стенах, Постигли солнечные волны Вверху — на темных куполах. И с этой ветхой позолоты, Из этой страшной глубины На праздник мой спустился Кто-то С улыбкой ласковой Жены. |
