— Но я часто вижу днем и слышу ночью самолеты англичан и американцев, — сказал я. — Куда ж они все-таки летают?

Радович оглянулся, не подслушивает ли кто, и продолжал:

— Куда летают? О, у «либерейтеров» и «летающих крепостей» работы хватает! Они бомбят наши оккупированные немцами города, разные экономические объекты.

— Бору, наверное, тоже попадает? — заинтересовался я.

— Бору — нет.

— До сих пор? Почему же?

— Черт их знает! Щадят. А вот Белграду здорово достается. Летают они еще на Будапешт и Бухарест. Бомбят румынские нефтепромыслы. Попутно, конечно, и нам помогают. Бросают с воздуха обувь, нижнее белье, одеяла, сухари и тому подобное. То, что предназначалось для армии Монтгомери в Африке, а теперь стало ненужным — штаны до колен, трусики, пробковые шлемы, желтые палатки.

— Портянки и хлопушки для мух, — добавил я, вспомнив грузы, сброшенные нам в Раштелице.

— Вот-вот! Все в этом роде. Как-то сбросили в Черногории одну батарею в разобранном виде. Орудия оказались с настильной траекторией. Годны только для стрельбы в пустыне, а не в горах. Снарядов по пяти штук на орудие. Для одного салюта и то не хватит. А то сбросят некомплектное оружие. Никак нельзя его использовать. Обрати еще внимание на методы доставки и сбрасывания грузов. О, тут тоже есть свои хитрости. Как ты знаешь, между нами путаются еще отряды Михайловича, Недича, Павелича, Рупника и так далее. И вот многие грузы-то чаще попадают к ним. Видел сам, небось? Ну вот! Считается же, и Черчилль об этом трубит на весь мир, что помощь оказана нам. Иногда полетают вхолостую — и ничего не сбросят. А потом обвиняют нас же, что мы не зажгли своевременно костров или зажгли то слишком яркие, то слишком тусклые, или не на том месте. Иногда немцы тоже зажигают костры. И союзники, не разобравшись как следует в сигналах, сбрасывают грузы им. А может быть, немцам кто-то передает наши сигналы. Кто знает! Бывает и так, что пообещают нам тактическую поддержку с воздуха; мы начинаем операцию, ждем, погода прекрасная, а самолетов все нет и нет, — и нас немцы колошматят. Оказывается, в Италии туман и дожди — вылететь нельзя. Или, наоборот, здесь туман. Вообще туману много в этом деле. Иногда нас утешают: ждите своей очереди; мол в снабжении установлена очередность, в зависимости от потребностей партизан в различных районах. Вот и жди, когда рак свистнет.

— Возмутительно! — не вытерпел я.

— И не говори. Это просто саботаж какой-то, — подтвердил Радович. — А то делается еще так: два-три самолета сбросят несколько мешков, а потом всю ночь кружатся над этим местом. Создается впечатление, что союзники интенсивно работают, сбрасывая грузы. А мы эти грузы увозим на одной телеге. Рады и парашютам — их можно употребить на бинты в лазаретах. Но союзные офицеры требуют их обратно и продают за ракийю, соблазняют шелком наших девушек. Так-то, друже. Зато своих разведчиков с радиостанциями они сбрасывают часто, и тут уже адресом никогда не ошибаются. В результате почти в каждой дивизии — по иностранному офицеру с обслуживающим персоналом, а вооружения, обмундирования и медикаментов почти нет, — печально закончил Тодор. — Таковы дела!

— Как же к этому относятся в верховном штабе?

— Не знаю. Вопрос сложный. Это уж большая политика. Говорят, союзники предъявили нам какие-то требования, а мы их выполнить пока не можем. Вот они и нажимают на нас через снабжение.

То, что я услышал от Радовича, до глубины души возмутило меня. Открылись глаза на многие, неизвестные мне дотоле стороны во взаимоотношениях партизан с западными союзниками. И, вернувшись к бойцам, чтобы позаботиться об их расположении и питании, я долго еще думал о нашем разговоре.

В полдень Радович опять подошел ко мне. Он был сумрачен и словно чем-то недоволен. Я спросил, что случилось.

— Утром к нам прибыл Попович и с ним американец.

— И что же?

— Сейчас узнаем. — И, не глядя на меня, будто чего-то стесняясь, он окликнул Вучетина:

— Идем, друже Томаш, нас с тобою вызывают к Перучице.

Вучетин зашагал ссутулясь, иногда останавливался и с трудом откашливался.

Я со стесненным чувством смотрел вслед обоим командирам батальонов, пока они не скрылись за углом дома в узком переулке, и думал: «Почему Вучетин и Радович так встревожены приездом Поповича?..»

Штаб бригады помещался в просторном подвале магазина. За столом, застланным оперативными картами и скудно освещенным плошками, сидели генерал-лейтенант Попович, Перучица, Магдич и подполковник Маккарвер. Американец разглагольствовал, сидя в небрежной позе, облокотившись о портативную радиостанцию в мягкой упаковке, с которой он не разлучался. Когда Вучетин и Радович вошли, он заканчивал свою мысль:

— Как ваш союзник, я настойчиво рекомендую вам с честью выполнить операцию «Ратвик».

— Таков приказ маршала Тито, — строго добавил Попович. — Мы на земле, а союзники на море и с воздуха должны совершить целый ряд комбинированных атак на немецкие линии коммуникаций по всей Югославии. Мы обязаны, — повысил он голос, — полностью вывести эти линии из строя. И мы это сделаем, ибо доблесть еще не умерла в югославском народе!

Приход Вучетина и Радовича вывел Магдича из затруднительного положения: ему хотелось кое в чем возразить начальству, но он опасался, что его не поддержат. Теперь положение менялось.

— Я не ожидал, мистер Маккарвер, — сказал он, — что вы интересуетесь геологией главным образом и прежде всего с точки зрения подрывных работ.

Маккарвер пыхнул дымом от сигареты и, переглянувшись с Поповичем, произнес:

— У нас, друже Магдич, и наука сейчас служит войне. Я с великой радостью вспоминаю нашу с вами научную беседу. Я познакомился с великолепной работой, которую вы проводите в интересах будущего, и надеюсь, что узы нашего научного сотрудничества и дружбы никогда не порвутся и после войны послужат делу мира.

— Благодарю вас за прекрасные слова, — Магдич иронически улыбнулся.

— Но что поделать, — жестким голосом продолжал Маккарвер, — если сегодня долг союзника диктует мне необходимость интересоваться горными породами и их свойствами совсем с другой точки зрения. Из всех свойств той или иной породы для меня сейчас важно знать, каково ее сопротивление силе взрыва; насколько велик должен быть заряд, чтобы взрыв получился эффективным. Когда заряд слишком мал, вы сами понимаете, цель не будет достигнута. Величина заряда и состав взрывчатых веществ должны быть таковы, чтобы взрыв мог разрушить то или иное сооружение, например, тоннель, не по частям, а полностью. Вам, господа, ясно, о чем идет речь? — обратился американец к командирам батальонов.

Вучетин, козырнув, вплотную подошел к столу.

— Нам вполне ясно, о чем идет у вас речь! — начал он. — Но если вы хотите знать наше мнение, то мы все-таки не можем себе представить, чтобы Тито был вполне согласен с этим предложением англичан, чтобы он…

— Согласен, согласен! — нетерпеливо прервал Маккарвер. — Маршал изучил план Маклина, просидев над большой картой часа два или три, и дал свое благословение. Разумеется, он рассчитывает, что мы, американцы, снабдим его взрывчатыми материалами и поможем тяжелыми бомбардировщиками. Идея англичан фактически будет осуществлена нами и притом в самых широких размерах.

— Вот эти-то размеры нас и смущают.

Вучетин оперся о стол руками, как бы ища опоры.

— Чтобы помешать маневрам и неизбежному отходу войск противника, достаточно, мне кажется, вывести из строя отдельные участки на дорогах. Зачем же взрывать пути полностью? Красная Армия недалеко, и скоро, я полагаю, мы сами, вместе с нею, перейдем в наступление. Коммуникации нам понадобятся. Кроме того, разрушая их в Далмации, Боснии и Герцеговине и оставляя нетронутыми в Сербии и Македонии, мы лишь односторонне выполняем свою задачу. Немецкие и квислинговские войска при таком положении вещей будут свободно маневрировать на востоке против русских. Этого мы допустить не можем. Я считаю, что подобным односторонним разрушением путей мы принесем пользу только врагу.