— Это гора Островица возле Горни Милановаца. Видишь, на самой вершине развалины? Там, говорят, был замок и жила в нем королева Ирина, властолюбивая и жестокая. Народ называл ее «кралицей проклятой». Ею и сейчас пугают детей. Есть поверье, будто Ирина Проклятая была любовницей Аждая — дракона, вроде вашего змея Горыныча. Н вот они, по преданию, встречались на тех скалах в часы ветреного заката солнца. Сидели там и думали, какой бы еще мор или войну вызвать среди людей.

Васко, ехавший от нас поблизости и кое-что услышавший, недоверчиво спросил:

— Ты говоришь про Аждая? А разве он есть?

Аждая… тот самый, кто нагоняет на ясное небо черные тучи, убивает людей громами да молниями, хватает длинными когтями тех, кто поверит его лукавым речам, и сажает на цепь в змеиную пещеру?!

Но ведь от Петровича Васко уже знал, что и этот страшный змей о трех головах, и ведьмы-вештицы, напускающие на человека болезни и несчастья, и вурдалаки, встающие из могил, чтобы высосать у спящих людей кровь, — все эти чудовища, о которых любят рассказывать бабушки, существуют лишь в темном суеверном мозгу человека. Их вовсе не следует бояться.

— Смешно! — засмеялся Васко и, не дождавшись от Милетича ответа, ударил ногами по бокам гнедой лошади, которую подарил ему Вучетин, и вынесся на пригорок.

Приложив к пилотке ладонь, долго всматривался вдаль: не идут ли уже советские войники?

Мы с Иованом с искренней радостью смотрели на Васко. Ну, разве может такой парень сбиться с пути?

В торбе у Васко лежали собранные им на склоне Златара и завернутые в мокрую тряпицу лиловые цветы рамондии с серебристо-зелеными розетками прижатых листьев. Эти полутропические цветы, очень редкие в Югославии, Васко хранил, чтобы подарить русским. У Джуро тоже был приготовлен подарок — резная трубка, у Лаушека — кисет, у Алексы Мусича, который шел от Златара с нашим батальоном, хранилась зажигалка хитрой конструкции в виде крохотной авиабомбы.

Позади, осталась Морава — сербская Волга.

Петрович напомнил нам, что в 1877 году, немного ниже по течению этой реки, между Алексинацем и Нишем, сражался с турками объединенный русско-сербский Моравский отряд под командованием русского генерала Черняева…

— Наша судьба, — сказал Петрович, — навеки связана с Россией. Я не могу себе даже представить, чтобы когда-нибудь нарушилось великое побратимство наших народов с русским народом. У нас общие интересы, и мы взаимно преданы друг другу. Огорчения советских людей — наши огорчения, их радости — наши радости, их сила — наша сила… Советская Россия — это великий маяк, по которому мы определяем свой правильный путь.

— Золотые слова! — воскликнул Милетич, заметив, как повеселели запыленные лица усталых бойцов после слов Петровича.

Да, Иован не ошибся в учителе. Он хороший агитатор.

Хомольские планины встретили нас рассветным солнцем, разостлавшим, словно золотую пряжу, свои косые лучи по долинам и ущельям Млавы и Пека, и бодрым шумом вековых буковых лесов.

Навсегда сохранившийся в моей памяти городок Бор с его медным рудником и заводом остался в стороне. Алекса Мусич издали погрозил ему кулаком. Скоро, скоро там и следа не останется ни от Шмолки, ни от Кребса, а он, Алекса, вернется в Белареку, где пепелище его дома, могилы жены и сына Сречко, вернется в свое село и начнет строить новую хорошую жизнь. Скоро уже…

Безлюдными местами прошли между Бором и Салашом и, свернув еще круче на юг, с хода концентрированной атакой с трех сторон, совместно со здешними партизанами из 23-й дивизии, взяли укрепленный врагом город Заечар — крупный узел дорог, недалеко от болгарской границы.

Жители радовались. Но на другой же день они с разочарованием и страхом нас проводили. Представитель верховного штаба генерал-майор Джурович, прибывший на юг Сербии после отъезда Поповича, приказал всем частям срочно идти на север к Неготину. Для охраны Заечара был оставлен один взвод 9-й бригады. Да батальон прикрытия занял позиции в ущелье Вратарница.

Но не успел Заечар еще скрыться из наших глаз, как из Ниша прорвалась немецкая моторизованная дивизия и снова заняла город. Защищаясь от нее в арьергардных боях, мы отошли в леса южнее горы Дели-Иован около Салаша и здесь остановились в ожидании прихода Красной Армии. Продвигаться куда бы то ни было дальше стало невозможно. Все дороги, горные проходы и перевалы, идущие от границы к Моравской долине, были заминированы и заняты эсэсовскими горно-стрелковыми частями немцев.

К нам в батальон опять приехал Илья Перучица, на этот раз вместе с Громбацем. Улыбаясь как ни в чем не бывало, начальник бригадного ОЗНА поздоровался со мной и скромно присел рядом, когда Перучица заговорил о делах.

В раздумье водя остро отточенным карандашом по синим линиям рек на карте, комбриг объяснял комбату и мне создавшееся положение.

Немцы продолжали укрепляться в Восточной Сербии. Сюда подтянулась с юга Балкан известная, не раз уже битая, но все еще сильная дивизия «Принц Евгений». Гитлеровцы повсюду рыли траншеи, противотанковые рвы, устанавливали бронеколпаки, вкапывали в землю танки, а в лесах устраивали завалы из деревьев, переплетая их колючей проволокой. Гитлеровское командование стремилось во что бы то ни стало преградить 3-му Украинскому фронту все пути из Болгарии и Румынии к Моравской долине. Ведь эта долина открывает путь к Белграду, а Белград — ворота к Дунайской низменности, которая ведет через Венгрию прямо в Германию с наименее защищенной ее стороны.

— Положение наше почти катастрофическое, — говорил Перучица. — Если Красная Армия хоть на неделю задержится на югославской границе, немцы могут навязать нам новые бои и истребить здесь все партизанские части. Спасти нас от трагической судьбы может только быстрое и решительное наступление 3-го Украинского фронта. Что-то надо предпринять. Нужно, по-моему, заранее связаться с русскими, чтобы сразу же правильно их ориентировать на местности и объяснить им наше положение. Я думаю, Николай, что ваш командующий маршал Толбухин именно сюда направит часть своих сил. Красная Армия вступила в Софию, а мы находимся как раз на прямой дороге из Софии в Белград. Ваши дивизии, очевидно, идут к нам через Западные Балканы и по Дунаю.

Громбац подсел ближе и, вмешавшись в разговор, сказал:

— Это верно. Хорошо бы, понимаете, связаться с какой-нибудь частью Красной Армии. Вам, Загорянов, мы вполне доверяем. Я проверил вашу стойкость, дисциплинированность и преданность нашей борьбе. У меня нет возражений против того, чтобы вам дали ответственное поручение.

Перучица определил мою задачу: пойти с одним из бойцов по моему выбору под видом пастухов в глубокую разведку, навстречу русским.

— Согласны? — спросил меня Громбац.

Еще бы! Идти навстречу своим! Вот око, наконец, то счастье, о котором я столько мечтал, которого так долго дожидался!

Куштринович охотно разрешил мне взять с собою Васко.

Иован и Кича проводили нас до спуска горной тропы в долину реки Тимок. Я простился с ними у опушки леса, среди мрачного можжевельника.

— До свиданья, побратиме, милый. Скорей возвращайся да со своими, — сказал мне Иован, в его глазах блеснули слезы.

А лицо было серьезно и бледно. Он не стеснялся своих скупых слез, словно расставался со мной надолго или не совсем был уверен в нашей встрече.

— Мы будем ждать тебя с нетерпением, — сказал Кича, крепко сжимая мне руку.

Оба долго размахивали пилотками.

Снизу они нам хорошо были видны в своих выгоревших кителях на фоне темной зелени.

— Мы скоро вернемся! Скоро! Ждите! — кричал им Васко, то и дело оборачиваясь.

Скользя по камням, мы спустились к самой реке и пошли вниз по течению вдоль болгарской границы. На нас были черные бараньи шапки, рваные куртки, а в руках крепкие палки, которые Джуро вырезал из молодой орешины».

Загорянов и Васко не успели еще уйти из батальона, как Громбац уединился с капитаном Куштриновичем в лесной колибе.