К чему, например, американец потащил его на самолете в район Коницы? Все носится со своей так называемой операцией «Ратвик», детально разработанной в тыловом штабе англо-американской миссии, в Бари. План предусматривает разрушение железнодорожной линии Скопле — Ниш — Белград и других важных коммуникаций противника. Но Маккарвер, кроме того, хочет еще до основания разрушить мосты, виадуки, тоннели и железнодорожные узлы на магистрали Мостар — Сараево. Правда, в этом нет особой военной необходимости; здесь немцы передвигаются мало. Но что поделаешь, если вся Югославия по плану западных союзников и с согласия Тито уже разделена на секторы; за разрушение объектов в каждом секторе отвечают партизанский командир и находящийся при нем офицер связи союзной миссии. Сколько хлопот и неприятностей со всем этим! У Раштелицы он, Попович, и Маккарвер приземлились в полной уверенности, что сюда будут сброшены продукты, динамит и взрывные машинки, а получили одну чепуху — портянки какие-то… Конфуз перед бойцами… Ну «Ратвик» — это еще туда-сюда. Пусть подорвут хоть все сооружения из кирпича, камня, бетона и железобетона. Они же, американцы, все разрушенное обещают восстановить после войны. Янки, как настоящие бизнесмены, уже теперь заботятся о приложении своих капиталов в мирное время. И пусть наживаются, лишь бы не мешали ему, Поповичу, добиваться своей цели. Маккарвер заплатит ведь не какими-нибудь динарами или марками, а долларами. Затем, может быть, еще и министерским портфелем. А там, вероятно, и прежние миллионы в карман вернутся. Уж так надоела эта игра в бескорыстие! «Все надоело!» — думал о себе Попович, этот отпрыск сербского плутократа, от безделья бросившийся сначала в сюрреализм, потом решивший сыграть роль героя в Испании и «ненароком» забредший в гестапо.

Теперь, не щадя себя в самоанализе, как человек раздвоенный и внутренне не слишком уверенный в себе, он и пугался своих новых сложных обязанностей перед Маккарвером, и цепко держался за него, как за спасательный круг.

В раздумье генерал-лейтенант шагал все медленнее, не замечая, что он сошел с дорожки и топчет ранние цветы.

А какова в сущности позиция самого Тито? Он, Попович, не так близок с маршалом, как с Марко. Но по некоторым намекам последнего ясно, что Тито разделяет чаяния сербских деловых кругов — создать великое Балканское государство под эгидой Америки.

Попович помнил, как Вилли Шмолка еще во Франции, в лагере для интернированных, выболтал ему о существовании в нацистских кругах идеи создания Балканской или Дунайской конфедерации во главе с Югославией, которая примыкала бы к Федеративной Великой Германии в рамках новой государственной и промышленной организации Европы на основе больших пространств.

Тито, кажется, уже подхватил суть этого плана. Среди его приближенных ходил в свое время слух о том, что когда Влатко Велебит договаривался в долине Рамы с немцами о перемирии, Тито будто бы соглашался вообще прекратить борьбу, если Гитлер его не тронет и разрешит ему создать в Югославии свое правительство, которое будет сотрудничать с немцами. Сейчас, как видно, этой же идеей, и не без успеха, соблазняют Тито англо-американцы. И прекрасно! Тито явно метит в балканские фюреры. Полуграмотный фанфарон, болтун, вообразивший себя государем макиавеллиевской выучки! Ему бы лишь позолоченное кресло да почету побольше.

Попович с завистью и ненавистью думал о тех, кто опередил его на дороге славы.

Но все же с таким, как Тито, жить можно, — пришел он к выводу. — Ворон ворону глаз не выклюет! Ранкович от имени Тито уже обещал ему, Поповичу, дать в скором времени армию, а впоследствии, может быть, и пост начальника генерального штаба. С Арсо Иовановичем Тито вряд ли поладит… Н-да, с Тито жить можно. Нужно только быть предельно осторожным и ловким. Следует брать пример хотя бы с тех же американцев. Вот Маккарвер! Юлит, подделывается под демократа, лезет к народу, стремится казаться ни в чем не заинтересованным: я, мол, только помогаю и содействую. А исподтишка суется во всякое дело, даже в геологию забрался… Корчит из себя знатока поэзии и философия. А читал ли он вообще когда-нибудь Шопенгауэра или Ницше? Болван!

Попович с раздражением сплюнул. Он любил поиздеваться над всеми, ибо еще Конфуций советовал: «Да не ослепляет тебя ни дружба насчет недостатков твоего друга, ни ненависть насчет хороших качеств твоего врага». Однако куда же все-таки его самого-то, Поповича, кривая вывезет?

Получается совсем по Гёте: «Ты думаешь, что двигаешь: тебя двигают»!

Опять, как и на Черном Верху, он вынужден лавировать между противоречивыми указаниями: с одной стороны, Арсо Иовановича, чьи мысли удивительно совпадают с желаниями бойцов, с другой стороны, Ранковича, чьи замыслы он, Попович, полностью разделяет и которого боится. Кроме того, надо ублажать еще и Маккарвера, который все чаще и все настойчивее требует «ничтожных услуг для союзников». Трудно быть слугой трех господ, а иначе нельзя… Недавно в штаб корпуса приезжал Иованович, дал ряд указаний и распоряжений. Надо скорее подготовить дивизию для отправки в Сербию, доукомплектовать се, назначить надежных командиров и проинструктировать их. А Ранкович, сопровождавший Арсо, как-то туманно намекнул, что пока спешить с этим не надо, хотя отправить дивизию придется. Он сам назвал фамилии командиров и политработников, которых следует назначить в ней на ответственные посты. Как быть? Марко сказал, что нужно снабдить дивизию вооружением в такой мере, чтобы не ослаблять остальные соединения и корпуса. Что это значит?.. Видимо, эту дивизию не стоит так вооружать, как советует Арсо… «А людей подобрать своих…» Это можно.

Попович вслух повторил стихи, к которым никак не мог подобрать последующего четверостишия:

Никак не получалась строчка с рифмой к слову «Явление». «Сновиденье, бденье, привиденье? — перебирал поэт… — Нет, все не то. Стихи не даются!» Он с досадой махнул рукой. До стихов ли теперь, когда нужно подумать еще об увязывании предстоящих операций в Сербии с Дапчевичем. Prose![66] Арсо поехал отбирать у Дапчевича одну или две дивизии. Но тот себя в обиду не даст. Коча хорошо знал Дапчевича еще по Испании: эгоист, трус и карьерист; не одну голову снес, чтобы пробить себе дорогу. Он и в Испании увиливал от передовой, предпочитая смотреть голых танцовщиц в анархическом клубе в Барселоне. Все же странно, если подумать, что этот Пеко, вчерашний студент-недоучка, носивший полосатую куртку горохового цвета, словно старорежимный полицейский шпик, теперь тоже генерал-лейтенант! Вот до чего раздули! Герой гражданской войны в Испании, бесстрашный защитник какого-то холма на побережье Средиземного моря, который испанцы будто бы назвали в его честь «Монтенегро» — Черной горой. Выдумали, что он при побеге из тюрьмы в Германии сумел даже уничтожить две немецкие фабрики и т. д. Сплошные титовокие «утки». Но именно эти «ужи» и позволяют Дапчевичу метить сейчас в полководцы…

— Sapristi![67] — воскликнул Попович, останавливаясь перед каким-то кустом с растопыренными ветками. — А не пообещал ли Ранкович и Дапчевичу в будущем должность начальника верховного штаба? Правда, он твердо обещал это мне, Коче, но, может быть, и Пеко — тоже? Что Марко, что Пеко — помесь лисы со змеей. Им палец в рот не клади.

— Ну ничего, и мы тоже с усами, — погладив усики, проговорил про себя Попович, на этот раз с удовольствием вспомнив о Маккарвере.

Отвлекаясь от своих мыслей, он взглянул на безоблачное небо и ускорил шаги. Обогнул цветочную клумбу, устланную бурыми полусгнившими стеблями прошлогодних цветов, и вошел в дом.

Маккарвер полулежал в кресле, закинув ноги на подлокотник, Цицмил тянулся к нему большими мясистыми руками: