— Так, побратиме милый. Не везет нашей молодежи. Мы все плакали, когда узнали, что никогда больше не увидим Лолу, что не споет он уже с нами вместе «Разве сгинет в тьме ужасной сила солнца золотая?»… Почему хорошие люди почти всегда погибают у нас так странно, загадочно?..

Но это еще не все, брате. Когда-нибудь я расскажу тебе о самом страшном, о Сутеске… А сейчас — уже утро. Вот скоро опять весна. Что-то она нам принесет? Только бы устоять до прихода ваших…

В классе, где мы ночевали, посветлело. Луч солнца желтым бликом пополз по карнизу кафельной печки. Было уже утро. И все-таки я вздрогнул, услышав вдруг подле себя веселый голосок Васко Христича:

— Доброе утро, друже водниче!

Он первый поздравил меня с новой должностью — командира взвода…»

Сделав широкий круг над селом Дрвар, самолет связи сел в десяти километрах к юго-западу от него, на аэродроме, у подножия горы. Здесь уже поджидал офицер верховного штаба.

— По поручению маршала Тито разрешите приветствовать вас и поздравить с благополучным возвращением! — откозырял он прилетевшим Маккарверу и Пинчу.

Бойцы из охраны взвалили себе на плечи вещи Пинча и ящик с вином и хотели было взять тяжелый чемодан Маккарвера.

— Ничего, ничего, — добродушно отстранил он их, — я человек простой, могу и сам.

Офицер подвел всех к джипу, замаскированному в кустарнике.

Английский сержант почтительно вытянулся у новенького автомобиля.

— Чей это? — удивился Маккарвер.

Когда он уезжал из Дрвара, тут никаких машин не было.

— Личный джип маршала Тито. Подарок фельдмаршала Вильсона, — отчеканил сержант.

— А, наш Генри Вильсон![50] — заулыбался Пинч, разминая затекшие ноги.

Как всегда после полета, у Пинча кружилась голова, побаливала печень, его тошнило, но он испытывал приятное чувство облегчения, будто ступил, наконец, на обетованную землю, очутился дома, среди своих.

— Очень мило. Очень, очень! — Пинч с удовольствием расселся в джипе. — Вот настоящая забота о маршале! Машина вашей марки, — кивнул он в сторону Маккарвера, — а внимание наше.

Но Маккарвер словно и не почувствовал укола этой шпильки.

Приземистый темно-зеленый джип, похожий на гигантского клеща, покатил по шоссе к Дрвару. С разгона одолел небольшой перевал в лесистых горах и очутился в долине реки Унац. Показалось село. Полуразрушенный Дрвар напоминал раскопки древнего города. В стороне зияло ущелье, по склону его извивалась тропа, ведущая к уединенной пещере маршала Тито. Не доезжая до моста через Унац, джип свернул в сторону отдельных домиков, стоявших в глубине опушки леса. В них располагались члены англо-американской военной миссии. Джип остановился. Маккарвер и Пинч вылезли из машины и направились к домикам.

Англичанин даже не взглянул на свой багаж, зная, что югославский офицер несет его за ним, и важно зашагал к «резиденции» своего шефа, начальника объединенной англо-американской миссии бригадного генерала Маклина.

Со вздохом облегчения поставив свой чемодан у дверей домика, где жил заместитель Маклина, американский полковник Хантингтон, Маккарвер тихо постучал.

Открыл сам Хантингтон — высокий, черноволосый, с тоненькими, будто приклеенными английского типа усиками.

— А, мой дорогой! — он слегка обнял Маккарвера. — С нетерпением ждал вас, с нетерпением… Устраивайтесь со своими вещами пока здесь. Я освобожусь через несколько минут. Учу мистера Джиласа играть в бридж. Сейчас доиграем.

В комнатке, обитой белым парашютным шелком, с импровизированным камином, в котором желтым кипящим пламенем горели толовые шашки, было тепло и уютно.

Из-за ломберного столика вскочил Милован Джилас и, выхватив изо рта раскисшую мокрую сигару, изысканно поклонился. Черные с завитушками волосы его стояли торчком.

Маккарвер молча потряс его руку. Этот парень всегда был ему по душе… В своей куртке с засаленным, обсыпанным перхотью воротником и грязными обшлагами, в разбитых сапогах Джилас напоминал стандартного американского политишена, дельца, который занимается по поручению босса политикой, имеет дело с народом и ловко сочетает манеры джентльмена с демократической внешностью. С таким человеком, как Джилас, можно было делать бизнес, и Маккарвер догадался, что патрон не зря играет с ним в карты и пьет виски с содовой водой.

— Вы проигрываете, сэр, — сказал Хантингтон. — У вас мелкие козыри.

— Похоже на то, — поморщился Джилас. — К сожалению, эта игра у нас мало распространена. Уж очень сложные правила.

— А гольф вы любите?

— Гольф — другое дело. Гольфом я увлекался еще в университете.

— Недурно! Вот для вас и партнер, Шерри. В крайнем случае, кэдди.

— Кэдди — да, — улыбнулся подполковник, распаковывая чемодан. — Это скорее.

— Что такое «кэдди», извините? — спросил Джилас. — Я не знаю этого слова.

— Кэдди — начинающий игрок. Он учится и пока что подает мячи на площадке, — разъяснил Хантингтон.

Джилас поперхнулся дымом сигары.

— Кончено, я проиграл. — Он положил карты.

— До следующей партии, мистер Джилас. Мы сыграем её вчетвером. Пригласим еще Карделя. Я рад, что вы научились говорить по-английски, идя, что называется, напролом и не обращая внимания на ошибки. Вы правильно поступаете, что не смущаетесь подобными пустяками, — снисходительно похвалил своего гостя Хантингтон, отворяя перед ним дверь.

— Один из первых по списку, — кивнул Маккарвер вслед ушедшему и торжественно положил перед полковником несколько листков бумаги.

Хантингтон впился в них глазами.

— Вы превзошли самого себя, Шерри! — восхищенно воскликнул он.

— И вот что еще, — Маккарвер развернул карту Югославии с помеченными на ней месторождениями полезных ископаемых.

Хантингтон мельком взглянул.

— Это потом… Геологией мы еще успеем заняться. — Он с улыбкой потрепал Маккарвера по плечу. — Я рад, Шерри, что вы проявляете столь тонкое понимание нашего долга по отношению к этой стране… Хотите виски? Получил по воздуху.

Маккарвер рассказал Хантингтону о военной стороне своей «разведки» в Боре, о блестящей операции в Сине, проведенной при «его личном участии», и замолвил словечко за фон Гольца.

Хантингтон одобрил его мысль — привлечь пленного немецкого полковника к работе в верховном штабе в качестве военного советника или консультанта.

— Это усилит оперативное руководство, — сказал он и снова перечитал список. Лицо его выражало такое удовлетворение, что Маккарвер уже не сомневался: отныне первая скрипка в делах миссии будет принадлежать ему, Маккарверу. «Мой друг и попутчик Баджи Пинч не слишком обрадуется этому обстоятельству», — подумал он с внутренней усмешкой.

— Я за эту поездку отстал от жизни, — обратился Маккарвер к Хантингтону, все еще погруженному в чтение списка. — Как с черчиллевским вариантом? Судя по тому вниманию, какое капитан Пинч оказывал приморью, англичане еще не отказались от него?

— Чепуха! Наши младшие партнеры так завязли в своей пресловутой средиземноморской сфере влияния, что ничего не видят дальше Балкан. Высадка на Балканах имеет мало шансов на успех. Советская Армия продвигается слишком быстро, — говорил Хантингтон, делая отметки в списке против фамилий тех, кого он знал лично. — Наши интересы всеобъемлющи и протяженны. Мы пока не в состоянии управиться одновременно везде. Но, к счастью, наша фирма, в делах которой мы с вами немного заинтересованы, заработала теперь вовсю и выпускает в месяц столько бомбардировщиков, что…

— Дивиденды, значит, растут? — с придыханием и жадным блеском в глазах спросил Маккарвер и тремя пальцами сделал профессиональное движение торговца, подсчитывающего доллары.

— Вы неисправимый стяжатель, — пожурил его Хантингтон. — Эти наши маленькие прибыли — ерунда в сравнении с теми, которые нас ожидают, которые уже улыбаются нам. Одним словом, мы становимся хозяевами положения, Шерри. Наш Айк[51] будет командовать вторжением союзных армий.