- Не каждый мог выдержать такую жизнь, - дал психоаналитический комментарий Зигмунд Фрейд. - А члены сталинского Политбюро смогли. Они упивались властью, самым сильным из существующих наркотиков. Да, они боялись Сталина, лебезили перед ним, могли гопака сплясать, если Вождь просил, зато их боялась вся остальная страна.

- Вы себя абсолютно правильно вели, товарищ Молотов, - вдруг задребезжал голос Черненко. - И я это оценил! Мне было 72 года, а Вам – 90, когда я восстановил Вас в партии. Признаюсь, в Вашем лице я готовил себе преемника вместо этого Горбачева. Эх, не успели мы оба...

- Что касается Надежды Константиновны... - прервал старческие воспоминания Хозяин. - Помнишь, Молотов, я написал тебе в Москву из Сочи, где отдыхал: «Переговоры с Крупской не только не уместны теперь, но и политически вредны. Крупская раскольница...» Именно тогда я пошутил про «другую вдову»...

Душа Надежды Константиновны страдала от угрызений совести:

- Я не боялась смерти, царских тюрем и каторги, жандармов, бедности, пребывания вдали от Родины. Но этот «чудесный грузин», как ты его называл, Володенька, испугал меня до конца жизни. Он отправил меня заседать в Центральную Контрольную Комиссию, где я была вынуждена утверждать самые дикие вымыслы против наших бывших сподвижников... Тех, кого я сама некогда готовила для подпольной работы и отправляла в Россию из эмиграции... Мне нет прощенья!

... Не чувствовала себя в безопасности Надежда Константиновна после кончины мужа Из Горок ее выселили, правда, из кремлевской квартиры выставить не решились. Скоропостижная смерть Марии Ильиничны Ульяновой надолго вывела ее из равновесия. После кончины Владимира Ильича обе эти женщины продолжали жить все в той же квартире. И вдруг – трагическая развязка.

В конце 1937-го раздался звонок из комендатуры Кремля. Просили разрешения пропустить на квартиру к Надежде Константиновне человека, который якобы привез молоко из Горок. Начинают выяснять, в чем дело, звонят в Горки – никто молока не посылал. Крупская от него отказалась. Однако комендатура настаивает, звонят еще два-три раза. Такой настойчивости бедная женщина никогда не наблюдала...

Позвонили Власику, начальнику охраны членов правительства, сказали, что необходимо дать Надежде Константиновне телохранителей. Крупская как-то очень спокойно отнеслась к этому, сказав, что, раз полагается, пусть так и будет. На следующий день бодигард появился.

- Умею я остроумно и весело шутить, - ухмыльнулся в усы Вождь.

Вдове Ленина, несмотря на то, что она являлась депутатом Верховного Совета СССР, было запрещено принимать родственников репрессированных и тем более ходатайствовать за них.

Сталин санкционировал разгромную рецензию П. Поспелова в «Правде» на вышедшие воспоминания Крупской о Ленине. Надежда Константиновна обвинялась в неправильном освещении работы II съезда РСДРП, участником которого она была, в приписывании Ленину своих мыслей. Особенно негодовал суровый критик по поводу «неправильного освещения выдающейся роли товарища Сталина». По Поспелову, получалось, что он намного лучше, чем Крупская, знал, о чем думал, что говорил и что делал ее муж.

- Хорошо, что я никогда не упоминала о ленинских письмах, написанных в июле 1916 года. Письмо Зиновьеву: «Не помните ли фамилии Кобы?» И Карпинскому: («Иосиф Дж...? Мы забыли. Очень важно!!»), - содрогнулась Надежда Константиновна.

5 августа 1938 года Политбюро приняло постановление «О романе Мариэтты Шагинян «Билет по истории», часть I. Семья Ульяновых». В нем осуждалось и «поведение Крупской, которая, получив рукопись романа Шагинян, не только не воспрепятствовала появлению книги в свет, но, наоборот, всячески поощряла автора по различным сторонам жизни Ульяновых и тем самым несла полную ответственность за эту книжку».

- Не обращайте на жену внимания, Владимир Ильич, как я на своих не обращал! - призвал Сталин. - «Мы, русские, придумали пословицу: «Любая баба — дура. Не потому, что дура, а потому, что баба». Женщинам, если верить народной мудрости, Бог дал всего на одну мозговую извилину больше, чем лошадям: чтобы во время мытья полов из ведра воду не пили! И Ваша супруга, к сожалению, - не исключение! К старости она вообще умом тронулась! Руководя Главполитпросветом, изъяла из массовых библиотек сочинения Платона, Канта, Шопенгауэра, Ницше, Владимира Соловьева, Льва Толстого, Лескова, Достоевского и даже Алекандра Дюма, включая «Граф Монте-Кристо», как идеологически вредных авторов. Любопытно, что по поручению Льва Толстого она сама некогда исправляла перевод с французского вышеназванной книги... Не парадокс ли?

- Ладно, мои шедевры изъяли понятно почему. А Дюма-то за что? - проявил интерес Ницше.

- А за компанию! По глупости! Она и Корнея Чуковского считала опасным. Владимир Ильич, Вы «Мойдодыр», «Бибигон», «Муха-цокотуха», «Тараканище» читали?

- Дурацкий вопрос, Иосиф Виссарионович! Я все больше марксистскую, научную и прочую серьезную литературу штудировал! А из художественной — только хорошие книги для взрослых!

- Тогда спросите у своей супруги, почему она сочла эти безобидные аполитичные детские стишки идеологически враждебными? На «Тараканище» я лично еще мог бы обидеться: там главный антигерой усищами шевелит и обещает всех «не помиловать»... Можно, конечно, было Корнея Ивановича на всякий случай расстрелять, но, в отличие от «тараканища», я его помиловал! А вот Надежда Константиновна – нет!

Верная спутница Ленина была не в состоянии ответить – ее душил стыд.

- Ставлю на голосование кандидатуру товарища Крупской насчет принятия ее в СНК. Считаю, что, несмотря на некоторые политические ошибки, она достойна остаться помощником Владимира Ильича на время Адской Революции, - подвел черту под обсуждением Сталин.

Все проголосовали «за».

- Как насчет Анны Ильиничны и ее мужа Марка Елизарова? - спросил Дзержинский.

- «Из родственников Ленина, пожалуй, Анна Ильинична лучше других...», - выразил свое мнение Молотов.

Ильич согласно покивал фуражкой на призрачной голове:

- «Ну, это башкистая баба, - знаете, как в деревне говорят, «мужик-баба» или «король-баба»... Но она сделала непростительную глупость, выйдя замуж за этого «недотепу» Марка, который, конечно, у нее под башмаком... Елизаров ничего не понимает, хотя он и практик, но в голове у него целый талмуд, в котором он не умеет разобраться...»

Г. Соломон: «И действительно, Анна Ильинична – это не могло укрыться от посторонних – относилась к нему не просто свысока, а с каким-то нескрываемым презрением, как к какому-то недостойному придатку к их семье. Она точно стыдилась того, что он член их семьи и ее муж... После большевистского переворота он, по настоянию Анны Ильиничны и Ленина, стал народным комиссаром путей сообщения и не скрывал от меня, что не разделяет ленинизма и очень здраво критически относился к самому Ленину».

- Это не совсем так, - опроверг своего давнего оппонента Ильич. Намек был понят, и двое его родичей вошли в состав РВК.

- Дмитрий Ильич Ульянов, - назвал очередного кандидата Феликс Эдмундович.

- «Дмитрий Ильич был недалекий. «Питух» хороший. Выпить любил», - выдал новую сплетню Вячеслав Михайлович.

- Дмитрий, безо всякого давления с моей стороны, - вспомнил Старик, - получил пост заместителя наркома здравоохранения в Крыму. «Эти идиоты, по-видимому, хотели угодить мне, назначив Митю... они не заметили, что хотя мы с ним носим одну и ту же фамилию, но он просто обыкновенный дурак, которому впору только печатные пряники жевать...» Однако политически вполне благонадежен...

Члены Политбюро Митю, как и Аню, приняли...

- Мария Ильинична, - огласил Дзержинский еще одного родича вождя.

Г. Соломон: «Младшая сестра Ленина, Мария Ильинична Ульянова, с давних пор состоящая на посту секретаря коммунистической «Правды», всегда в своей собственной семье считалась «дурочкой», и мне вспоминается, как Анна Ильинична относилась к ней со снисходительным, но нежным презрением. Но сам Ленин отзывался о ней вполне определенно.