- Твое мнение покрыто налетом субъективности, но характеристика троцкиста Каменева вполне справедлива и о «гибких позвоночниках» сказано верно, - отдал должное оратору Хозяин. - Твердые хребты моя Система ломает беспощадно, нам нужны покорные служки и исполнители. А теперь проваливай отсюда! Не х... хрена чужакам давать возможность нас критиковать.

К удивлению всех присутствовавших, Вождю осмелился возразить Молотов:

- Товарищ Сталин, здесь Вы не правы. Когда я работал под Вашим руководством в Секретариате Центрального Комитета, Владимир Ильич «прислал мне записку следующего содержания: «т. Молотов, изучаются ли у нас в ЦК мнения отдельных групп партии, в частности, изучается ли мнение людей, которые не работают ни в каком учреждении нашего говеного аппарата? Если не изучается, как Вы думаете, нельзя ли поставить изучение этого вопроса?»

Сталин умел признавать свои ошибки:

- Ладно, в принципе, мнение врага полезно знать. Давайте вернемся к набору кадров в СНК. Думаю, будет правильным, если мы начнем с родственников Владимира Ильича. Они прошли вместе с ним три революции: 1905 года, Февральскую и Октябрьскую. Пусть они помогают ему совершить и Адскую Революцию! И первенство тут по праву принадлежит Надежде Константиновне!

Все, кроме Ельцина и Ницше, изобразили аплодисменты. Крупская безмерно удивилась:

- Странно, Иосиф Виссарионович, что Вы вносите такое предложение. Я считала и считаю, что Вы меня не любите, а наоборот, обожаете надо мной издеваться!

- Вы, Надежда Константиновна, совершенно не понимаете юмора. А сами клеветали на собственного супруга, более того, не просто мужа, а вождя! В 1926 году Вы заявили: «Если б Володя был жив, он сидел бы сейчас в тюрьме». Все мои нововведения Вы комментировали одной фразой: «Володе бы это не понравилось». Пришлось пошутить с Вами: «Если будете раскольничать, мы дадим Ленину другую вдову... Да-да, партия все может!»

- Это не юмор, а угроза, - охарактеризовал «остроумие» своего преемника Ленин. - Насколько мне известно, Вы планировали отдать эту роль старой большевичке Елене Стасовой...

- Вот, Владимир Ильич, Вы тоже, оказывается, иногда не понимаете моих шуток! Зачем искать Вам другую вдову, когда можно сделать Вас холостяком посмертно?! Еще одна шутка, ха-ха-ха!

… Люди, бывавшие у Сталина, неоднократно делились удовольствием, какое получали от его шуток. Внучка, Галина Яковлевна Джугашвили, в частности, настаивала:

- «У него было хорошее чувство юмора. У кого-то это может вызвать усмешки... А ведь у него действительно было тонкое чувство юмора».

Тонкое чувство сталинского юмора выглядит совсем иным в передаче Бориса Бажанова, его сбежавшего за границу секретаря:

- «Это было так. Товстуха и я, мы стоим и разговариваем в кабинете Мехлиса — Каннера. Выходит из своего кабинета Сталин. Вид у него чрезвычайно важный и торжественный; к тому же он подымает палец правой руки. Мы умолкаем в ожидании чего-то очень важного. «Товстуха, - говорит Сталин, - у моей матери козел был — точь-в-точь как ты; только без пенсне ходил». После чего он поворачивается и уходит к себе в кабинет. Товстуха слегка подобострастно хихикает».

- Прежде чем ввести мою супругу в состав СНК, надо разобраться в сути разногласий между ней и товарищем Сталиным. Я, честно говоря, не понимаю этого... Нелогично все как-то... Что им делить?

- Знаешь, Володенька, при всей твоей несомненной гениальности ты в повседневности иногда бываешь таким непрактичным! «Ты ведь не знаешь, как хлеб растет, ты видишь, как он булками на стол поступает, и думаешь, что он таким и родится!»

- Ну, не настолько уж я наивен, Наденька! Давайте назначим в этом споре третейского судью – пусть им будет Молотов. Кто против, товарищи?

Возражений не поступило.

- В чем все-таки причина ссоры Сталина и Крупской? - задал «каменной жопе» вопрос Дзержинский.

... Рвавшийся к власти генсек расценил поручение Политбюро следить за здоровьем Ленина и охранять его от волнений как подарок судьбы. Ведь он получал возможность контролировать каждый шаг больного Ильича, каждую его встречу, каждую строчку его переписки. И, что немаловажно, оградить Старика от контактов с Троцким, разрушить впечатление их особой близости в последний период жизни Ильича.

Крупская: «... Сталин позволил себе по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичем, я знаю лучше всякого врача, т.к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина... Прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз».

За внешним проявлением со стороны Сталина заботы о здоровье Ильича стояло нечто иное. Больной Ленин диктовал свои последние заметки, и они били по Сталину. Не только знаменитое «завещание», а и другие, более ранние статьи. В частности, «Как нам реорганизовать Рабкрин» и «Лучше меньше, да лучше». В них Ленин резко критиковал наркомат РКИ, которым еще недавно руководил Сталин. Ленинские статьи вызвали глухое раздражение у Кобы, который усмотрел в них личный выпад против себя. Статьи были предназначены для печати, и Ильич настаивал на быстрейшей их публикации. Переговоры с тогдашним главным редактором «Правды» Бухариным вела Крупская. Сталин тоже не дремал – прилагал все усилия, чтобы не допустить выхода в свет статьи о Рабкрине, в которой о возглавлявшемся им наркомате говорилось, что хуже поставленных учреждений нет. Вопрос рассматривался на Политбюро. Куйбышев предложил напечатать статью в «Правде» и выпустить ее в одном экземпляре – специально для Ленина, чтобы не волновать его. Но это предложение не прошло. Статью решили публиковать, и она была помещена в «Правде» 25 января 1923 года.

... Сообщения о том, что Ленин диктует что-то для газет, вызвали взрыв ярости и страха, вылившийся в гневный телефонный звонок супруге Ильича.

... Западный исследователь Р. Такер: «Смерть Ленина, безусловно, принесла облегчение Сталину. Теперь можно было обожествить покойного. Сталину нужен был Ленин, которого не надо больше бояться и с которым не придется больше бороться».

Молотов, как всегда, начал говорить полуправду:

- «Врачи запретили п-посещать Ленина, когда он болел, когда его положение ухудшилось. А Крупская р-разрешила. И на этом возник к-конфликт между Крупской и Сталиным. Сталин поддерживал р-решение ЦК – не допускать к Ленину никаких людей. Он был п-прав в данном случае. Если ЦК, даже Политбюро решило и возложило на Сталина наблюдение за выполнением этого решения...»

- А то, что товарищ Сталин хамил мне, Вы оправдываете? - не выдержала и прервала его Крупская. - Владимир Ильич даже вынужден был ему по этому поводу гневное письмо написать!

«Уважаемый т. Сталин, Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, но нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением: Ленин».

Это письмо Кобе передала ленинский секретарь Володичева. В своих воспоминаниях она воспроизвела некоторые оттенки поведения адресата:

- «Я просила Сталина написать письмо Владимиру Ильичу, т.к. он ожидает ответа, беспокоится. Сталин прочел письмо стоя, тут же при мне. Лицо его оставалось спокойным. Подумал и произнес медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, делая паузы между ними: «Это говорит не Ленин, это говорит его болезнь. Я — не медик. Я — политик. Я — Сталин. Если бы моя жена, член партии, поступила неправильно и ее наказали бы, я не счел себя вправе вмешиваться в это дело. А Крупская член партии».