Люцифер опешил:

- Ну, если вопрос рассматривать с такой точки зрения... А почему ты препятствуешь тому, чтобы адозаключенные вашей зоны мне поклонились?

Ильич обрушился на Сатану со своим обычным арсеналом, постепенно опять переходя на завуалированные оскорбления:

- «Я не понимаю людей», простите, в данном случае падших ангелов, - резко напал он на пришипившегося Дьявола, соскочив с броневика и по своему обыкновению начав ходить взад и вперед по комнате, - «совершенно не понимаю, как умный» злой дух, - «а я надеюсь, имею честь говорить с таковым, - может лелеять мечты и не только мечты, а и рисковать и работать во имя немедленного» признания себя царем инферно сотнями миллионов атеистически и антимонархически настроенных душ. «Какие у Вас обоснования? - резко, остановившись перед Сатаной, в упор поставил он свой вопрос. - А?... но только не разводите мне утопий, - это, мил человек», то бишь, немил демон, «ни к чему... Ну, я слушаю, с глубоким (подчеркнул он) интересом...»

- Я - хозяин ада, и все здесь должны пасть передо мной ниц и поцеловать под хвост! Вот сюда! - и Люцифер, повернувшись ко всем задом, показал, куда именно.

- Ха-ха-ха! - злобно рассмеялся Ленин, заранее торжествуя легкую победу. - «Слыхали мы все это, господин мой хороший в сапогах, слыхали и не раз... Все это праздные измышления «скорбных разумом невтонов», или, вернее, ... маниловщина с ее мостами, лавками и прочими побрякушками... голая и вредная утопия... Неужели Вы не понимаете, что ставка на немедленное» Ваше признание повелителем преисподней гражданами Второго Советского Союза «не выдерживает даже самой поверхностной критики?! Неужели Вы не понимаете, что при современном соотношении общественных сил, при слабом развитии во всем мире, а не то, что в нашей заскорузлой «Рассее»-матушке, господин мой хороший, а именно и точно при слабом развитии во всем» аду атеизма «нас отделяют от момента» Вашего, так сказать, воцарения в нашей зоне «сотни, если не тысячи лет, но сотни-то во всяком случае... Надо обладать поистине гениальным узколобием, чтобы верить в немедленный», грубо выражаясь, дьяволизм... «Ха-ха-ха! Где там! Нам вынь да положи вот сию же минуту!»

- Что ты несешь! - попробовал дать укорот автору ленинизма Отец лжи, да не тут-то было!

- У Вас, товарищ Сатана, эта идея совершенно утопическая! Да и другие – тоже! Скоро Вы Небо захватите? Да, кстати, и царство свое на земле установите? «Пора бы, товарищ, пора, а то ведь душа засохла...»

Изобретатель греха под этим градом вопросов, что называется, осел.

Ленин остановился на минуту, подошел к своей посмертной маске, посмотрел в нее, словно в зеркало, передернулся от страшных воспоминаний о собственной кончине...

Никогда, в отличие от Гитлера и Сталина, не бывавший на войне, Ленин, тем не менее, был мужественным человеком. В 1911 году под влиянием известия о самоубийстве известных революционеров-супругов Лафаргов он сказал Крупской: «Если не можешь больше для партии работать, надо посмотреть правде в глаза и умереть так, как Лафарги».

За четыре года до этого Ильич едва не погиб, пробираясь по льду до ближайшего острова, чтобы там незаметно сесть на пароход. Дело происходило в Финляндии, где его выследила русская полиция.

Крупская: «До острова надо было идти версты три, а лед, несмотря на то, что был декабрь, был не везде надежен. Не было охотников рисковать жизнью, не было проводников. Наконец Ильича взялись проводить двое подвыпивших финских крестьян, которым море было по колено. И вот, пробираясь ночью по льду, они вместе с Ильичем чуть не погибли... Лишь случайность спасла... А Ильич рассказывал, что, когда лед стал уходить из-под ног, он подумал: «Эх, как глупо приходится погибать».

30 августа 1918 года на Ульянова было совершено покушение.

Профессор Б.С. Вейсброд: «Когда раненного Ленина привезли в Кремль, он «попросил выйти из комнаты всех кроме меня, и, оставшись со мной наедине, спросил: «Скоро ли конец? Если скоро, то скажите мне прямо, чтобы кое-какие делишки не оставить».

Из записки Л.Б. Каменеву: «... Если меня укокошат, я Вас прошу издать мою тетрадку: «Марксизм о государстве» (застряла в Стокгольме). Синяя обложка, переплетенная...»

Крупская: «В жизни часто Ленин стоял на краю смерти. Это тоже отпечаток свой кладет, тоже страхует от мелких чувств».

Он никогда не жалел себя. Работал по 16-18 часов в сутки, страдая постоянными головными болями. Питался раз в день, страдая язвой желудка. Спал на неудобной и твердой железной кровати, мучаясь от бессонницы и болей в позвоночнике. И это сказалось на его здоровье.

… 23 мая 1922 года Ленин с женой уехал в Горки. Пытался работать, ничего не получалось. Выглядел неважно. 25 мая после ужина у Ильича случилась изжога, а перед сном он почувствовал слабость в правой руке. Утром была рвота, болела голова. Ленин с трудом мог говорить, утратил способность читать («поплыли» буквы), не мог писать (получалась только буква «м»). Чувствовалась слабость в правой руке и ноге. Но примерно через час все симптомы исчезли. Врачи решили, что это следствие гастрита, прописали слабительное и покой. Однако вечером 27 мая все повторилось, теперь уже с полной потерей речи. Профессор Крамер констатировал тромбоз (закупорку) сосудов головного мозга. Позднее паралич правых конечностей повторялся многократно. Но быстро исчезал.

Состояние Ленина то ухудшалось, то вновь улучшалось. Память, речь и способность к письму периодически возвращались. Но он уже не верил в выздоровление, однако не хотел бросать политику, уходить от власти в частную жизнь. Через несколько дней после приступа Ленин писал Сталину: «Врачи, видимо, создают легенду, которую нельзя оставить без опровержения. Я требую Вас экстренно, чтобы успеть сказать, на случай обострения болезни». 30 мая 1922 года Иосиф Виссарионович откликнулся на просьбу и навестил больного.

Мария Ульянова: «... Сталин передал мне, что Владимир Ильич вызывал его для того, чтобы напомнить ему обещание, данное раньше, помочь ему вовремя уйти со сцены, если у него будет паралич. «Теперь момент, о котором я Вам раньше говорил, - сказал Владимир Ильич, - наступил, у меня паралич, и мне нужна Ваша помощь».

Владимир Ильич просил Сталина привезти ему яду. Сталин обещал, поцеловался с Владимиром Ильичем и вышел из его комнаты. Но тут, во время нашего разговора, Сталина взяло сомнение: не понял ли Владимир Ильич его согласие таким образом, что, действительно, момент покончить счеты с жизнью наступил и надежды на выздоровление больше нет? «Я обещал, чтобы его успокоить, - сказал Сталин, - но, если он в самом деле истолкует мои слова в том смысле, что надежды больше нет? И выйдет как бы подтверждение его безнадежности?» Обсудив это, мы решили, что Сталину надо еще раз зайти к Владимиру Ильичу и сказать, что он переговорил с врачами и последние заверили его, что положение Владимира Ильича совсем не так безнадежно, болезнь его не неизлечима и что надо с исполнением просьбы Владимира Ильича подождать. Так и было сделано. Сталин пробыл на этот раз в комнате Владимира Ильича еще меньше, чем в первый раз, и, выйдя, сказал нам с Бухариным, что Владимир Ильич согласился подождать и что сообщение Сталина о его состоянии, со слов врачей, Владимира Ильича, по-видимому, обрадовало. А уверение Сталина, что, когда, мол, надежды действительно не будет, он выполнит свое обещание, успокоило несколько Владимира Ильича, хотя он не совсем поверил ему: «Дипломатничаете, мол».

Не боясь смерти, он, тем не менее, опасался болезни, беспомощности и связанных с ними бессилия и мучений. Его худшие опасения оправдались...

Акт вскрытия: «Основой болезни умершего является распространенный атеросклероз сосудов на почве преждевременного их изнашивания. Вследствие сужения просвета артерий мозга и нарушения его питания от недостаточности подтока крови наступали очаговые размягчения ткани мозга, объясняющие все предшествовавшие симптомы болезни (параличи, расстройства речи). Непосредственной причиной смерти явилось 1) усиление нарушения кровообращения в головном мозгу и 2) кровоизлияние в мягкую мозговую оболочку в области четверохолмия».