Он бредил наяву:
«Я Фердинанд Лессенс, я Прадо, я Шамбит (двое убийц, статьи о которых занимали все парижские газеты); я был погребен в течение осени два раза...» Все друзья Ницше получали такие письма...
«Друг Георг, - писал он Брандесу, - с тех пор, как ты открыл меня, теперь не чудо найти меня; гораздо труднее теперь потерять меня...
Распятый».
Петер Каст получил письмо, все трагическое значение которого он не понял:
«Моему маэстру Пиетро. Спой мне новую песню. Мир ясен, и все небеса радуются.
Распятый».
«Ариадна, - писал он Козиме Вагнер, - я люблю тебя». Его самый близкий друг Овербек тотчас поехал в Турин. Он нашел Ницше под наблюдением его хозяев; тот играл на пианино локтем своей руки, пел и кричал во славу Диониса. Овербеку удалось перевезти его в Базель без особенно тяжелых сцен; там он поместил его в лечебницу, куда вскоре приехала и его мать.
Ницше прожил еще десять лет. Первые годы были мучительны, последние более спокойны, минутами даже появлялась надежда на выздоровление. Иногда он вспоминал о своих произведениях: «Разве я не писал прекрасных книг?» - спрашивал он.
Когда ему показали портрет Вагнера, Фридрих вспомнил: «Этого я очень любил».
Светлые промежутки его сознания могли бы быть ужасными, но, кажется, они такими не стали. Однажды сестра, сидевшая около него, не могла удержаться от слез.
«Лизбет, - утешил он ее, - зачем ты плачешь? Разве мы не счастливы?»
Погибший интеллект спасти было нельзя; но нетронутая душа его осталась такой же нежной и обаятельной, восприимчивой к каждому чистому впечатлению. Однажды молодой человек, занятый изданием книг великого писателя, сопровождал больного в его недолгих прогулках. Ницше заметил на краю дороги прелестную маленькую девочку. Он подошел к ней, остановился, поднял упавшие ей на лоб волосы и, с улыбкой глядя в ее целомудренное лицо, сказал: «Не правда ли, вот олицетворение невинности?»
Фридрих Ницше умер в Веймаре 25-го августа 1900 года...
Лишь спустя десятилетие его творчество стало всемирно признанным...
- На что ты надеешься, Фридрих? - серьезно, без тени обычного для него ерничества спросил падший херувим. - Ведь Пантократор уже дважды наказал тебя...
- Как - «дважды»?
- Помнишь максиму древних римлян: «Кого боги хотят покарать, того лишают разума»? Иисус сначала сделал тебя безумным, потом оставил в аду до Конца света!
- Не согласен! Я считаю, Христос меня пощадил! До своего заболевания я только прославлял зло, но абсолютно ничего не сделал дурного. Повторюсь: я был демоном в мыслях, ангелом — в жизни! И на первичном суде Он определил меня в Зону творческих душ, где я почти не мучаюсь...
И вообще: если во время первого срока в пекле я не наделал грехов (пусть и не раскаялся до конца), не исключаю, что Христос на Страшном суде избавит меня от второго — вечного срока — инфернальных мучений...
- О чем ты глаголишь? - хором возопил сонм святых. - Посмертного раскаяния и отпущения грехов нет!
- Откуда это известно?
- Из писаний святых отцов! Наших писаний!
- А вы где это вычитали?! В Новом Завете ничего конкретного на сей счет не написано! И ответьте мне, многомудрые: если пребывание в аду до Светопреставления ничего не значит, зачем тогда Судный день? Чтобы еще раз подтвердить раз и навсегда уже вынесенный приговор?! Нет, я считаю, что милостивый Иисус дает душам второй шанс: если они верно оценят свои прижизненные поступки и искренне раскаются, Он пересмотрит приговор!
- Ты ошибаешься... - уже неуверенно забормотали праведники.
- Почему вы столь жестоки, светочи веры? Почему вы умаляете милосердие Бога-Сына? Почему вы так желаете лишить Царствия Небесного миллиарды потерянных не до конца душ?!
- Ты рая достоин?! Так ты считаешь?
- Это на Страшном суде выяснится... Можно сказать, я поставил над собой эксперимент, а Иисуса — перед дилеммой: можно ли осуждать на вечное пребывание в пекле всего-навсего за мысли и слова?
- Тебя, чадо, грызет червь самого страшного смертного греха — гордыни! - определил райский ключарь.
- Но я же сумасшедший! Можно ли одержимого манией величия судить за то, что он считает себя Наполеоном? А я ведь в философии и литературе — самый настоящий Бонапарт, этого никто не станет отрицать!
- Тяжелый случай! - вздохнул евангелист Иоанн. - Жалко-то как! Гений, а такая пропасть между бытом и творчеством. Труднейшая задача встанет перед Господом в день Светопреставления...
- А насчет меня чего Он решит? - робко (непривычно для себя) вопросил Люцифер. - Я ведь теперь почти что не при делах, сижу тут в подземном своем царстве потихоньку, грешников наказываю. Сама Церковь, которая во время оно карала людей за вымышленную связь со мной кострами, теперь молчит о них и старается забвением замять свое кровавое прошлое. Более того: она избегает много говорить и о самой нечистой силе. Еще сравнительно недавно святоши усердно напирали на то, чтобы держать память «человеческую под гипнозом имени, образа, могущества и ухищрений Сатаны». Сравните современную проповедь с проповедью 300 лет тому назад. В последней чуть не через слово — Дьявол и геенна огненная. В нынешней мельком скользнет мое имя. Сравните современную церковную архитектуру со средневековой. В старых храмах черт - столько же необходимая фигура, как святые, да и больше многих праведников в живописи, скульптуре, в резьбе глядит он с фресок, капителей, орнаментов, скамей, цветных окон, барельефов. В церкви нынешней мое изображение — величайшая редкость.
Никто уже, путешествуя мрачными лесами, пустынными горами, бездонными озерами или пучинами морскими, не боится вдруг попасть в предательские и убийственные лапы демонов. Если теперь безвестно пропадает закоснелый грешник, никто не предположит, что бес уволок его за волосы в ад, но полиция открывает следствие, печатаются объявления в твердой уверенности, что пропавший должен найтись живым или мертвым не на том, а на этом свете. Администрации не верят больше в людей, задушенных мною в постели; женщины не боятся, что черт навяжется им в любовники и сделает их матерями, либо выкрадет их ребенка, либо напросится в кумовья, чтобы потом потребовать к себе крестника. Больные (не все, но большинство) не воображают себя заколдованными и идут лечиться не к заклинателю, а к врачу. Умирающий не видит больше у одра (правильно это чертово слово произнес!) своего черных бесов, которые, щелкая острыми зубами, таращат глаза и тянут когтистые лапы в готовности схватить грешную душу. Наилучшее доказательство того, насколько пала боязнь Дьявола, - совершенное уменьшение так называемой демонопатии. Психоз этот стал клиническою редкостью, тогда как три века тому назад в бесноватость переходило почти каждое нервное заболевание и, в особенности, истерия.
Было бы ошибочно думать, что я почти погиб под рукою торжествующей цивилизации только потому, что она сознает во мне врага. Нет, я — просто жертва своей ненужности, жертва осознания, что Сатана отслужил свою службу.
И вообще я не такой уж плохой, каким меня рисуют! Кроме своих природных детей мои слуги любили брать приемышей. Доставались им дети либо через похищение, либо через проклятие или неосторожное обещание родителей, либо чрез неправильность в обряде крещения. Примеры Соломонии Бесноватой и Ельцина наглядно показали, что достаточно крестящему попу быть в пьяном виде, чтобы отдать ребенка во власть «чернородных демонов».
Английский летописец из Ховдена (около 1200) рассказывает, что одна девушка, забеременев, ушла из дому, чтобы скрыть приближающиеся роды. В открытом поле в час ужасной грозы схватили ее муки. Устав напрасно призывать помощь Божию, взмолилась она к Сатане. Я тотчас же появился в виде молодого человека и сказал ей: «Следуй за мною». Привел ее в овчарню, сделал из соломы постель, развел хороший огонь и ушел за едою. Шли мимо два человека, заметили огонь, вошли в овчарню, распросили лежащую родильницу и, ужаснувшись дьявольского коварства, побежали в ближайшую деревню за священником. Тем временем я возвратился с съестными припасами и водою, подкормил родильницу и, когда настал ее час, принял у нее младенца, как искуснейший акушер. А тут как раз подоспел священник с толпою прихожан и начал заклинания, которых я, конечно, не выдержал и бежал, умчав и новорожденного на руках своих. Добрая мать, мало о том заботясь, возблагодарила Создателя за избавление от лукавого и с миром возвратилась в дом свой.
