- Вы, герр Ницше, уделяете недостаточно внимания политическому значению культуры и, в особенности, литературы. В книге «Моя борьба», имея в виду модерн и декаданс, я отметил: «Худшая черта нашей культуры в довоенные годы заключалась не только в полной импотенции художественного и общекультурного творчества, но и в той ненависти, с которой стремились забросать грязью все прошлое. Почти во всех областях искусства, особенно в театре и в литературе, у нас на рубеже XX века не только ничего не творили нового, но прямо видели свою задачу в том, чтобы подорвать и загрязнить все старое. Направо и налево кричали о том, что такие-то и такие-то великие произведения прошлого уже «превзойдены», как будто в самом деле эта ничтожная эпоха ничтожных людей способна была что бы то ни было преодолеть».
- Как созвучна эта Ваша ламентация взглядам нынешних российских необольшевиков о том, что поливают грязью российское и особенно советское прошлое! - не сдавался Ницше.
- Вмешательство государства в сферу культуры абсолютно справедливо и необходимо. «Наиболее эффективно культура может развиваться только в условиях строгой дисциплины и государственной организации. Ибо деятельность в сфере культуры — это сотрудничество, а сотрудничество требует организации. Что станет с фабрикой при отсутствии строгой организации, если каждый рабочий будет приходить, когда ему вздумается, и делать только ту работу, которая доставляет ему удовольствие?»
- Да у нас так в России почти всегда было, кроме как при Сталине, - хотел было почесать себе затылок ЕБН, да рука прошла насквозь. - Приходили на производство, когда хотели, зачастую под хмельком или с бодуна. А чтоб работа русскому удовольствие доставляла — это только в фильмах или сказках встретишь. И даже там Иван да Емеля больше любили подражать Илье Муромцу, который 33 года сиднем сидел и ни хрена не делал!
- «Даже Советы с пониманием относились к таким вещам и пытались, улучшив условия жизни актеров и режиссеров своих крупнейших театров, создать им возможности для нормальной творческой работы. Так, актрисы — это единственные женщины в России, которые имеют право не только на столько-то и столько-то метров жилой площади, но и на отдельную комнату», - размышлял вслух Адольф.
- Но господин Ельцин решительно отбросил все советские традиции! И теперь даже наиболее заслуженные «звезды» имеют только то, что сами заработали — или своим искусством, или телом, - вставил Геббельс, знавший суть вопроса досконально, поскольку имел множество любовниц из числа деятельниц культуры. - Не правда ли?
- Слушайте, вы, теоретики хреновы! - завопил Дьявол. - Вы сюда приглашены не Борьку обсуждать, а вести мастер-класс для пиарастов, пропагандонов, агитананистов, рекламастурбаторов и культуристов! Вот и приступайте к делу! Первым — Адольф!
- Политическая пропаганда сначала должна базироваться на практических делах, давших реальные результаты, потом, после завоевания доверия масс, - на старых делах и пустых словах, и в конце концов — на чистом вранье. Конкретный пример — мои выдающиеся достижения!
Германский народ сначала боготворил меня не за слова, а за дела: ликвидацию безработицы, преодоление экономического кризиса, отмену всех унизительных ограничений Версальского мирного договора, аннексию Австрии и Судет... Спустя некоторое время благодаря массовому промыванию мозгов уже мало кто задумывался над тем, что, хотя чудовищная безработица и ликвидирована, зарплата и уровень жизни практически не растут, поскольку все больше средств поглощает подготовка к войне. Большинство немцев о неизбежности войны и непредсказуемости ее исхода предпочитали не думать. Когда же неудачи на полях сражений создали потенциальную возможность для падения моей популярности, такого поворота дела не допустила хорошо отлаженная пропагандистская машина. Кроме того, война стимулировала патриотическое чувство, отождествляющее Германию и фюрера и побуждающее немцев сражаться даже в условиях безнадежности.
Какие отсюда можно сделать практические выводы? Они изложены в моих бессмертных афоризмах!
«То, что мы постоянно обозначаем словами «общественное мнение», только в очень небольшой части покоится на результатах собственного опыта или знания. По большей же части так называемое «общественное мнение» является результатом так называемой просветительской работы....
Пропаганда должна ограничиваться лишь немногими пунктами и излагать эти пункты кратко, ясно, понятно, в форме легко запоминающихся лозунгов, повторяя все это до тех пор, пока уже не останется никакого сомнения, что и самый опытный слушатель наверняка усвоил то, что нам нужно».
При этом необходимо использовать животное начало в человеке, точнее, в людских массах. «В толпе инстинкт выше всего, а из него выходит вера... Толпа — женщина, она любит, когда ее насилуют».
Глаза Ницше загорелись безумным огнем:
- Я рад и горд, герр рейхсканцлер, что Ваше мировоззрение сформировано моей философией! Значит, не зря я учил человечество! «Наши высочайшие идеи должны звучать как безумие, а при известных обстоятельствах как преступления, если они невзначай достигают слуха людей, которые не созданы, не предназначены для того». И Вы мастерски использовали мой постулат о большинстве населения Земли. «Эта порода людей нуждается в вере в безразличный, одаренный свободным выбором «субъект», вследствие инстинкта самосохранения, самоутверждения, ради чего освящается всякая ложь. Субъект (или говоря популярнее, душа) может быть был до сих пор на земле лучшим пунктом веры оттого, что давал большинству смертных, слабым и угнетенным всех видов возможность возвышающего самообмана, давал возможность самую слабость объяснять свободой, свое поведение заслугой».
- Да, герр Ницше, я не отрицаю, что Вы — мой духовный наставник! Иначе зачем бы я держал Ваш бюст на своем письменном столе!
Мой опыт пропагандиста берет свое начало с первых дней пребывания в нацистской партии. Определенного пика в своем развитии он достиг в тюрьме, где я написал величайшую книгу всех времен и народов...
- Но такой шедевр создал я - «Так говорит Заратустра»!.
- Не пыжьтесь, герр философ! Ваш опус хорош, но до моего творения ему далеко!
- Но это Ваше произведене с литературной точки зрения очень слабо! Взять хотя бы первоначальный заголовок «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости». Скажите спасибо, что издатель сделал из этого названия краткое и запоминающееся - «Майн Кампф» («Моя борьба»)!
- Ваше тщеславие непомерно, герр Ницше!
- Не зря же я — Ваш учитель!
- Туше! Но сейчас я хотел бы вернуться к теме моего доклада и назвать других своих учителей. Я не стыжусь и никогда не скрывал, что перенял опыт социал-демократов и коммунистов по работе с народом.
«Психика широких масс совершенно невосприимчива к слабому... Да и масса больше любит властелина, чем того, кто у нее чего-либо просит. Масса чувствует себя более удовлетворенной таким учением, которое не терпит рядом с собой никакого другого, нежели допущением различных либеральных вольностей. Большею частью масса не знает, что ей делать с либеральными свободами, и даже чувствует себя при этом покинутой. На бесстыдство ее духовного терроризирования со стороны социал-демократии масса реагирует так же мало, как и на возмутительное злоупотребление ее человеческим правом и свободой. Она не имеет ни малейшего представления о внутреннем безумии всего учения, она видит только беспощадную силу и скотски грубое выражение этой силы, перед которой она в конце концов пасует.
Если социал-демократии будет противопоставлено учение более правдивое, но проводимое с такой же силой и скотской грубостью, это учение победит, хотя и после тяжелой борьбы...
Мне стало совершенно ясно самое учение социал-демократии, а также технические средства, при помощи которого она его проводит.
Я хорошо понял тот бесстыдный идейный террор, который эта партия применяет против буржуазии, неспособной противостоять ему ни физически, ни морально. По данному знаку начинается настоящая канонада лжи и клеветы против того противника, который в данный момент кажется социал-демократии более опасным, и это продолжается до тех пор, пока у стороны, подвергшейся нападению, не выдерживают нервы, и, чтобы получить передышку, она приносит в жертву то или другое лицо, наиболее ненавистное социал-демократии».