- «Что будем делать, как объясним случившееся?» - спросил Ельцин у Коржакова перед приземлением в Москве.
- «Борис Николаевич, скажите, что очень сильно устали. Перелет тяжелый, часовые пояса меняются. Крепко заснули, а охрана не позволила будить. Нагло заявила, что покой собственного президента дороже протокольных мероприятий. И Вы нас непременно накажете за дерзость».
ЕБН согласился и все это повторил перед работниками СМИ. Вид у президента в Москве после сна был более или менее свежий, и мысль о том кошмаре, который на самом деле пришлось пережить, журналистом и в голову даже не пришла».
- Нечего мне давать по ушам (спрашивать за проступок с провинного зека)! - зарычал главшпан. - Я ж на самом деле болел, не косил под больного!
Дьявол презрительно хмыкнул:
- Все твои болезни исключительно следствие дурного образа жизни. Ты не щадил ни себя, ни окружающих, изнурял непомерными нагрузками. Проблемы с сердцем — последствие подхваченной еще в институте ангины: лечиться ты не желал, всю болезнь перенес на ногах. Ты не слышал на одно ухо, потому что, застудив его в Свердловске, вместо того, чтобы ставить компрессы, в ту же ночь помчался на совещание в Нижний Тагил, а потом еще и регулярно нырял в ледяную воду.
Там же, в Свердловске, ты посадил и печень — от чрезмерного употребления алкоголя, особенно 30-градусной «Можжевеловой», которую любил в то время больше всего.
И радикулит, который время от времени разбивал тебя, делая недвижимым и беспомощным, - тоже результат перенесенных в молодости травм.
- Это мое личное дело! - буркнул пахан.
- Ни хрена подобного! До тех пор, пока ты был просто Ельциным, твое здоровье являлось сугубо личной твоей проблемой. Но, став президентом страны, ты перестал принадлежать самому себе. Здоровье президента — дело государственной важности. Неслучайно после каждой твоей госпитализации цены на акции российских компаний резко падали вниз.
Достаточно исследовать хронологию твоих болезней, чтобы увидеть, насколько серьезно отражались они на судьбе всей страны.
Июнь 1990 года — принятие Декларации российской независимости. Накануне ты перенес операцию на спине.
Осень 1993 года - разгон парламента. Перед этим тебя разбил паралич.
Декабрь 1994 года — ввод войск в Чечню. Ты госпитализирован в ЦКБ.
О выборах 1996 года упоминать даже не буду!
Но все равно, стоило заговорить с тобой о твоем здоровье, как ты мгновенно менялся в лице, замолкал, пунцовел от злости. Эту тему не позволял поднимать даже самым близким соратникам, а уж политическим противникам и подавно...
Еще весной 1991 года, когда первая президентская кампания только-только набирала обороты, ты сделал все, чтобы не приняли предложенную депутатами поправку об обязательном медосвидетельствовании всех кандидатов. С твоей подачи автор поправки — председатель парламентского Комитета по конституционному законодательству Федосеев — был обгажен якобы за попрание норм демократии, хотя еще совсем недавно ты пел совсем по-другому. «В США есть президентский тест со времен Эйзенхауэра. Сдают его все... Я сейчас справляюсь с этими нормативами и активно занимаюсь спортом...» - это из твоего выступления перед слушателями Высшей комсомольской школы в ноябре 1988-го.
В 1992 году, 15 мая, на заседании Верховного Совета депутат Исаков заявил во всеуслышанье, что во время недавнего визита в Ташкент ты был пьян и, давая интервью, еле стоял на ногах. Исаков потребовал, чтобы парламент дал оценку случившемуся, и, вообще, настаивал на принудительном освидетельстовании президента...
Ты опять идею медосвидетельствования похоронил!
ЕБН трясло от стыда, однако он не сдавался:
- На хрена копаться в моих болячках!
- Дело не столько в недугах, сколько в их сочетании с главной твоей болезнью — алкоголизмом! Вспомни, как ты себя вел на людях! Я нарадоваться на тебя не мог! У тебя же не существовало никаких сдерживающих центров! Все представления о нормах приличия и этикете сводились у тебя к одной примитивной мыслишке: власть должна быть власть!
В 1992 году ты приехал в Дагомыс на встречу с главами СНГ. Друг Кравчук тебе налил, и, когда ты разомлел в конец, тебе на глаза попалась какая-то девушка из местной обслуги. Ты, ни слова не говоря, схватил несчастную и столкнул в море, прямо как Стенька Разин. А затем гоготал и глупо ухмылялся.
- Да мне никто и слова не сказал, даже эта купальщица!
- И пресс-секретаря твоего Вячеслава Костикова точно так же, по твоей команде, скинули с палубы в реку в 1994 году, когда ты совершал прогулку по Енисею.
- Чо, приколоться нельзя!
- А ложные самоубийства ты тоже ради шутки совершал?! - добил его Сатана.
Тут Бориса Николаевича заколбасило по-настоящему! Он все равно отбрехивался:
- Подумаешь, один разок в беспамятстве ножницами укололся...
- Ты кому врать пытаешься?! Я тебе что — российский народ или мировая общественность? Я — владыка двух миров — земного и подземного! Мне лапшу на уши повесить невозможно! Ну-ка, снова переживи все твои попытки суицида!
...9 ноября 1987 года, накануне горкомовского пленума, Ельцин пытался вспороть себе грудь канцелярскими ножницами.
28 сентября 1989 года прыгнул в воду, чтобы инсценировать покушение на себя.
9 декабря 1992 года, вернувшись со съезда, где его пытались лишить должности, затворился в жарко натопленной бане. «Заперся. Лег на спину. Закрыл глаза. Мысли, честно говоря, всякие. Нехорошо... Очень нехорошо».
Из парилки его вытащил, взломав дверь, Коржаков...
В начале 1993 года, когда ему впервые попытались объявить импичмент, Борис Николаевич устроил настоящую трагисцену перед Илюшиным, Барсуковым и Коржаковым, угрожая пустить себе пулю в лоб из подаренного ему накануне пистолета, а соратники уговаривали его не стреляться...
«Крестный отец» президента Яков Рябов не удержался от комментария:
- «Срывается очередная его авантюра с прорывом к власти — и он жалок, безволен, подавлен, впадает в депрессии и запои, а то и инсценирует попытку самоубийства или загадочно падает с моста в реку... Он такой смолоду».
- Все правильно! - мотнул рогами лукавый. - А ты, Борис, давай-ка снова поболей!
...Летом 1993 года Бориса Николаевича разбил микроинсульт во время визита в Китай. Среди ночи он резко перестал чувствовать ноги и руки, плакал — что было для него совсем уж непривычно — и приговаривал: «Все, это конец». Визит пришлось резко сворачивать. Хозяевам сбрехнули, будто президенту надо срочно возвращаться домой: политическая ситуация накалилась до предела. Против обыкновения отлет Ельцина из Китая проходил без участия прессы и почетного караула. Еле-еле его удалось поднять по трапу, не прибегая к носилкам, но во «Внуково» обойтись без них было уже невозможно.
Что делать? Как объяснить случившееся стране? Сказать правду? Но если бы оппозиция узнала, что Ельцин — пусть даже на время — оказался парализован, депутаты, несомненно, отрешили бы его от должности, передав всю власть Руцкому.
В итоге факт болезни попросту скрыли от народа, благо вскоре больной отошел и вернулся на рабочее место. Он раздухарился до того, что вышел даже на теннисный корт.
Летом 1995 года у Ельцина случился третий инфаркт: в Свердловске эта беда поражала ЕБН дважды. Об этом страна тоже не узнала.
10 июля 1995 года Ельцин пригласил на обед в Кремль двух ближайших соратников — Коржакова и Барсукова, чтобы объявить последнему о принятом решении: назначить его директором ФСБ. Застолье сопровождалось усиленной выпивкой. Президент в одиночку осушил литровую бутылку сорокоградусного ликера «Куантро», каковой попробовал тогда впервые, придя от напитка в восторг. Той же ночью, примерно в 3 часа, дежурный врач подошел к президентской спальне в Барвихе, дабы проверить, все ли у пациента в порядке. Однако в постели того не оказалось. Недолгие поиски привели к туалетной комнате. Взломав закрытую изнутри дверь, доктор обнаружил президента лежащим без чувств на кафельном полу. Кое-как Ельцина откачали. Померили давление: 90 на 60. Немолодой организм не справился с непомерным объемом сахара и алкоголя...