- Как здорово, панимаш! - прошептал экс-гарант. - Словно в молодость вернулся, снова себя сильным и здоровым ощутил!
- В пекле о душевном здоровье и не мечтай! - предупредил спутника философ. - Просто мы очутились в моей, четвертой зоне – Отстойнике творческих душ. Ее обитатели мучаются куда меньше, чем сидельцы всех остальных адских кругов, исключая один. Но тебе пребывание здесь не светит! Ты попал сюда только потому, что тебя заказали несколько местных авторитетов!
- Почему я не могу остаться здесь?!
- Потому что ты – политик!
- Это несправедливо! - раздался картавый голосок Ильича. - «Настоящие политические деятели не умирают для политики, когда наступает их физическая смерть», как и находящиеся в Отстойнике души литераторов, композиторов, актеров, певцов. Они ведь тоже грешили немало!
- Это справедливо, герр Ульянов, - возразил Ницше. - Творцы грешат против отдельных людей, а политики – против всего человечества. Писателями и поэтами были Ашшурбанипал, Эхнатон, Соломон, Давид, Сулла, Цезарь (при нем впервые, кстати, стали выходить газеты), Нерон, Марк Аврелий и другие известные цари и тираны. Но ни они, ни Черчилль, ни Гитлер с Геббельсом, ни Вы с Джугашвили и Бухариным, ни Маркс с Энгельсом, несмотря на бесспорные литературные дарования, сюда не допущены! А уж тем более Ельцин!
- Не тяни кота за хвост, Фридрих! - прервал своего гида ЕБН. - У меня времени нет слушать твой треп с Ильичем! Почему адские страдания тут намного слабее, чем в других частях преисподней?
- Когда покойных писателей и поэтов кто-либо читает или вспоминает, они оживают там - на земле, и в это время мучениям они неподвластны. То же относится к актерам и певцам – но часто ли мы слушаем старые песни или смотрим немые черно-белые фильмы? Композиторам повезло больше – они приравнены к людям пера. Но такая льгота дана только подлинным творцам...
- «Поэты или умирают при жизни, или не умирают никогда», - подтвердил Борис Пастернак.
- «Кто не способен светить, тот не станет звездой», - заявила душа Блейка, явившись перед лже-Виргилием и эрзац-Данте.
- Как Вы, Вильям? - заботливо спросил его Ницше.
- «Всю жизнь любовью пламенной сгорая,
Мечтал я в ад попасть, чтоб отдохнуть от рая», - так я некогда писал.
Ошибся. Не надо было ерничать... К сожалению, наш профессиональный принцип «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать» здесь не действует. Однако вдохновение помогает забыться..., - прошептал Блейк.
- Несправедливо как-то все тут устроено! - попытался горько вздохнуть ЕБН.
- А, по-моему, все правильно, - не согласился философ. - Не буду брать седую древность, но в последние два столетия картина такова. Писателей и поэтов при жизни редко приветствуют такие же толпы поклонников, как певцов, музыкантов, спортсменов. Мало кто из нас богатеет за счет трудов своих. Нам воздается после смерти. Кто назовет спустя почти три тысячелетия первого победителя в гонке на колесницах на Олимпийских играх? Или модного в конце XIX века певца? А Гомера и Толстого помнят и будут помнить. В этом – наша награда. В посмертии. Потому и в аду мы куда меньше страдаем, чем все остальные.
- Это, по-твоему, по-божески?!
- Вспомни притчу Христа о богаче и бедняке Лазаре...Телеведущие, поппевцы, кинозвезды получают свою порцию счастья там, наверху, литераторам остаются жалкие крохи славы, денег, уважения... А ведь наши труды куда более достойны бессмертия... Скажи, какому императору служил Сервантес? Кто его почитает, в отличие от автора «Дон-Кихота»?
- Но есть многие великие писатели и поэты, которых все человечество читает и цитирует чуть ли не круглые сутки! Что ж, они совсем не мучаются?
- Да нет, участь сия печальная полностью не минует даже их — и меня в том числе. Любой человек, даже гений – это полузверь, полуангел, его природа двойственна, он равно устремлен и в рай, и в пекло. Мы создаем в своих творениях искусства образцы любви, чести, порядочности, идеалы, прославляем их, клянемся им в верности. Но в жизни своей, да и в творчестве порой опошляем и разрушаем их – и превращаем свое существование в пытку: и во время пребывания на земле, и после смерти.
Впрочем, мы в данный момент не страдаем совсем по другой причине. Просто нам повезло: наступила так называемая адская льгота отдыха. Раз в году в течение всего воскресного дня и двух заключающих его ночей, по просьбе Пресвятой Девы Марии, Господь избавляет всех пребывающих в пекле от терзаний душевных – мук. Об этом, кстати, рассказано и в русском апокрифе «Хождение Богородицы по мукам».
- Спасибо, Матерь Божия! - искренне заплакала от благодарности и радости свежеупокоенная душа экс-гаранта...
Так, в благости, они двигались в адской тьме, пока не увидели вдруг вдали перед собой очертания странной земли... Или города... Или страны...
- Мы уже в Отстойнике, Фридрих? Кстати, почему такое презрительное название?
- Здесь творческие души отстаиваются перед Страшным Судом, пока Спаситель не решит, куда им идти: на небеса или в геенну огненную...
Тем временем перед их глазами предстала живописная картина. Два черта с клеймами на груди «Цензор» и «Литературный критик» держали за грудки (фигурально, конечно) какую-то мятущуюся душу. Та истошно орала:
- Пустите! Я – тоже писатель! Причем великий!
- Чем докажешь?
- Щас я вам свои шедевры зачитаю!
- А сколько их у тебя?
- Два. Фантастический роман «Планета инопланетян», документальная повесть «История из доисторических времен».
- Какие ж документы в доисторические времена? Исторические-то документы появились с возникновением письменности!
- Из текста все станет понятно...
- Ну, давай, читай.
- А ничего, что повесть длинная?
- Нам все равно делать нечего, впереди – вечность... - фыркнули бесы.
- Итак, глава первая. «Эта приключенческая история приключилась в те полные доисторических приключений доисторические времена, когда в джунглях и дёбрях, равно как в степях, лесостепях, пампасах, саваннах, долах, весях, полях и лугах в высоких маморотниках бродили огромные папонты»...
- Графоман пробирается в наши ряды! Чтоб тебя черти взяли! - закричали сотни встревоженных голосов.
- Исполняем! - завопили демоны, поставили на душеньке клеймо «графоман» и начали волочь куда-то...
- Оставьте! Куда вы меня тащите? - вопил незадачливый писатель.
- Сейчас определим куда. Грешил ли ты рукоблудием?
- Я лично нет, а вот моя правая рука занималась... Пописываю, знаете ли...
- Значит, к половым извращенцам тебя отправим! - заявили бесы. Все трое исчезли под громкий вопль графомана:
- Что вы творите, империалиствующие империалисты!
- Что хуже – рукоблудие или словоблудие? - задумчиво спросил Борис Николаевич.
- Естественно, второе. От мастурбации, кроме библейского Онана, никто серьезно не пострадал. А вот от словоблудия – миллионы!
- Приветствую Вас в Зоне творческих душ, господин экс-президент! - перед спутниками возник поэт Владислав Ходасевич. - Я - в некотором роде Ваш крестный отец в царстве мертвых, так как именно я пел Вам отходную. Позвольте вкратце описать Вам суть небытия в нашем адском кругу:
«Века, прошедшие над миром,
Протяжным голосом теней
Еще взывают к нашим лирам
Из-за стигийских камышей.
И мы, заслышав стон и скрежет,
Ступаем на Орфеев путь,
И наш напев, как солнце, нежит
Их остывающую грудь.
Былых волнений воскреситель,
Несет теням любой из нас
В их безутешную обитель
Свой упоительный рассказ.
В беззвездном сумраке Эреба,
Вокруг певца сплотясь тесней,
Родное вспоминает небо
Хор воздыхающих теней.
Но горе! Мы порой дерзаем
Все то в напевы лир влагать,
Чем собственный наш век терзаем,
На чем легла его печать.
И тени слушают недвижно,
Подняв углы высоких плеч,
И мертвым предкам непостижна
Потомков суетная речь».
