Придя в себя (организацию подобных «фабрик смерти» санкционировал именно он), «железный Феликс» пустился в описание технических деталей:
- ЧК требовалось много «обслуживающего персонала» - тех, кто охраняет подвалы, выводит обреченных, надевает петли на шеи трупов, тащит их наверх, грузит на подводы, вывозит и закапывает. Самым главным чином из технического персонала был «помучтел» - «помощник по учету тел»: тот, кто вел статистику и представлял ее начальству.
В 1920 году создаются Северные Лагеря Особого Назначения. Позже СЛОН переносится на Соловецкие Лагеря Особого Назначения. Но Соловки – это позже, с конца 1920-х. А первоначально Северных лагерей было два: в Архангельске и в Холмогорах. Опыт нашего выдающегося сотрудника товарища Кедрова, которого потом стали изображать как «сталинскую жертву», по истреблению остатков Северной армии и интеллигенции на Севере понравился всем. Сюда стали слать буржуев из Крыма, а потом и со всей России. Массовые казни летом шли на реке, а зимой пулеметы на морозе заедало. Восставшие матросы из Кронштадта в массе своей попали именно сюда. В СЛОН погнали и крестьянских повстанцев, забастовщиков, «агитаторов».
В 1921 году мы принялись за офицеров, которые перешли из белой армии в красную. 950 офицеров из ранее служивших у Колчака, а потом перебежавших к Фрунзе, сперва отправили в Москву на «политические курсы красных командиров». Но тут война с Польшей кончилась, военные кадры оказались не нужны. Весь состав курсов отправили на «переработку» - так официально называлось уничтожение в СЛОНе. Впрочем, и 300 «чисто красных» офицеров Балтфлота, которые всю Гражданскую войну воевали в наших рядах, тоже «переработали».
Потом мы принялись за социалистов. 28 декабря 1921 года пленум ЦК РКП(б) объявил партию эсеров вне закона, и десятки тысяч социал-революционеров были истреблены. В 1923 году пришел черед меньшевиков... Вообще годились любые поводы. В Феодосии расстреливали гимназистов за связь с «зелеными». В Евпатории – мусульман за «контрреволюционные собрания в мечети». В Петрограде 32 женщины убиты за «недоносительство» на мужей или любовников. В Майкопе - 68 женщин и подростков как родственников «зеленых».
В Педагогическом институте в Киеве устроили выставку достижений местного исполкома за 1921 год. Среди ее экспонатов – стенд ЧК с диаграммой расстрелов. Наименьшее число за месяц составило 432...
- Верно ли, - перебил чекиста № 1 Ницше, - что после разгрома Врангеля, тем более при нэпе, красный террор несколько ослаб?
- Это не так. Маховик истребления классовых врагов, наоборот, развернулся еще шире после взятия Крыма в ноябре 1920 года. Фрунзе обещал дать амнистию и право свободного выезда с полуострова всем сдающимся. ЦК его одернул: «Расправиться беспощадно!» Причем принимались все меры для того, чтобы поменьше людей уехали: распространяли листовки об окончании красного террора, засылали агитаторов. После взятия Крыма вся власть на полуострове была передана «особой тройке»: Бела Кун, председатель ЧК Михельсон, секретарь Крымского обкома РСДРП(б) Розалия Землячка. Перекоп перекрыли, выезд разрешался только по личному распоряжению Белы Куна. «Крым – это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выйдет», - говаривал наш достойный венгерский товарищ.
Сначала объявили регистрацию офицеров, и те в массе своей явились – ведь остались в Крыму те, кто не хотел уезжать из России и кто поверил нашим обещаниям. Все эти наивные золотопогонники (их набралось 40 тысяч) были уничтожены.
Потом погнали на расстрел членов их семей. На улицах арестовывали всех, кто прилично одет, кто говорит, как образованный человек. Устраивали облавы, сгоняли в концлагеря, «сортировали», истребляя «классово неполноценных» по спискам: «за дворянское происхождение», за «работу в белом кооперативе», «за польское происхождение». Всего «шлепнули» до 120 тысяч.
Не меньше социально чуждых элементов сдохли сами – от голода. Три, а местами четыре года работы продотрядов разорили кулаков и середняков, а у бедняков и до этого вообще ничего не имелось. Многие поля остались незасеянными, запасов зерна не было, а весной случилась засуха. В 1921 году собрали урожай в половину уровня военного 1915 года. Разразившийся мор часто называют «голод в Поволжье»... Но голодало вовсе не одно Поволжье, а 37 губерний: еще и Приуралье, Кубань, Украина, Ставрополье, Крым...
- Мне рассказывали, - вспомнил Ницше, - что тогда мировую прессу облетели снимки умирающих детей-скелетов и известия о людоедстве, призывы о помощи голодающим. Американское управление помощью АРА в августе 1921 года заключило с советским правительством соглашение и с октября 1921 года по июнь 1923 г. кормило до 11 млн. человек (половину из них детей), снабжало медикаментами, одеждой и семенами. Комитет норвежского полярного исследователя Фритьофа Нансена и другие европейские организации помогли еще около 3 млн. человек. К лету 1922 года сведения о смерти от голода прекратились.
- Еще бы! - усмехнулся Феликс Эдмундович. - Мы не выпускали наружу ни людей, ни информацию о бедствии. 1 июня 1921 года вышло постановление Совета Труда и Обороны «О прекращении беспорядочного движения беженцев». На станциях и дорогах выставили вооруженные кордоны, а всем органам власти категорически запретили выдавать пропуска на выезд из голодающих губерний...
- Правду, тем не менее, вы не утаили! - перебил его философ. - В пострадавших губерниях недосчитались 5,1 млн. человек. Стряслась крупнейшая в Европе демографическая катастрофа! От подобной засухи в 1891/92 годах погибло 375 тысяч человек - в 15 раз меньше! И самое главное в другом! Принимая гуманитарную помощь от иностранцев, РСФСР одновременно продавала зерно на экспорт. Узнав об этом, американцы прекратили ее!
- Слушай сюда, Фридрих! - возмутился – позавидовал Ельцин. - Почему, понимаш, нас всех корчит здесь, а тебе хоть бы хны?!
- У меня другая психология, и в злых делах я не повинен – только в злых мыслях. «Я бросил вызов богам: на мне испытать высшую меру опасности, которой живет человек... Что не убивает меня, то меня укрепляет... Я не дух, и не тело, а что-то третье. Я страдаю всем существом и от всего существующего». Но сейчас-то материально мы не существуем, что бы там герр Ульянов ни говорил, - и я не страдаю...
- Слушайте, что вы тут антимонии вселенские развели?! - возмутился Молотов. - Разве неясна теоретическая база всех наших так называемых репрессий? Давайте я объясню, почему нас обвиняют в ненужной жестокости и отсутствии гуманизма.
Наши идеологические противники поют: «... надо быть гуманистами, надо соблюдать законы – вот их мораль. Но эта мораль не революционная, она не двигает вперед...
... Возьмите Ленина. Он говорит, что у нас не какая-нибудь идеология за боженьку или против боженьки, за одну религию или за другую, наша идеология такая: свергай капитализм социалистической революцией!
... Если держаться этой идеологии, тогда вся наша мораль будет революционной, направленной к осуществлению этих задач. Наш гуманизм – марксистский, он не может походить на гуманизм буржуазный. Их гуманизм такой, чтоб никого не обижать – вот их гуманизм. Христианский, антихристианский, но это гуманизм буржуазный. Не трогать буржуазного строя, воспитывать людей – Толстой проповедовал, да потому что он был помещик, не мог понять, что без изменения строя человека не изменишь.
Если мы мораль направим на то, чтобы воспитывать в человеке добрые качества, а строй оставим, какой есть, - со взятками, с хищениями, если мы это оставим, то вся эта мораль останется гнилой». Вот что случилось в России во время твоего правления, гнида Ельцин! «А если мы поставим задачи революционные, ломающие строй, доделывающие, тогда нужно приспособить мораль к победе, к борьбе за победу. Это другая мораль. Это все хотят обойти. Поэтому все разговоры о морали, о гуманизме, они насквозь фальшивы.
... Те или иные слова и фразы около правды были и у буржуазных философов, пока они верили в свои силы, они за революционные действия были. Словом, сорвали голову Карлу этому в Англии, уничтожили Людовика, не жалели, когда нужно было. Но на этом революция не кончается. Помещиков, значит, вышибли – это большое революционное дело. А дальше-то им не подходит... Вот в этом все дело, что надо теперешние революционные задачи понять, в чем они заключаются, - не в словах о коммунизме, не в благих расположениях о мирном сосуществовании, а в уничтожении классов».
