С Иваном, нигилистом-интеллектуалом, Алешу неожиданно для него самого связывает бунтарский порыв отмщения тем, кто губит невинных. "Расстрелять!" – восклицает он после рассказа Ивана о бесчеловечной расправе над ребенком.

Иван Карамазов – герой-идеолог. Глава "Pro и contra" – кульминация конфликта идей в романе. Иван в трактире (трактир – значимая в мире Достоевского точка художественного пространства) спорит с Алешей о "последних вопросах" бытия: экзистенциальные смыслы проверяются вселенскими масштабами, проблема свободы прямо смыкается с религиозной верой.

В центре главы – якобы сочиненная Иваном "Легенда о великом инквизиторе". В основе ее сюжета – выдуманное пришествие Христа в средневековую Италию, где свирепствовала католическая инквизиция. Сицилийский инквизитор готов отправить на костер Сына Божьего, Учителя, лишь бы тот не мешал проповедью гуманизма и свободы осуществлять по-своему истолкованное инквизитором Учение способами, несовместимыми с принципами самого Учителя. Аргументы в чем-то повторяют доводы Раскольникова и Шигалева: люди, ничтожные по самой своей человеческой природе, не справляются со свободой. Они с радостью отдали свободу взамен хлеба, взамен узды. Свобода отнята у людей для их счастья. Инквизитор уверен в этом, ибо он по-своему заботится о человечестве, это человек идеи.

Христос исходит из совсем иного, высокого понимания человека. Он целует безжизненные уста воинственного старца, вероятно, видя в нем самую заблудшую овцу из своего стада.

Алеша чувствует бесчестность инквизитора, который использует имя Христа для достижения своих целей. Иван же, сопоставляя две точки зрения на человека, склоняется к одной – инквизиторской. Он не только не верит в людей, но отрицает и сам мир, богом созданный. В вековечном вопросе оправдания Бога, которая в философии и теологии определена понятием теодицея, он на стороне тех, кто бунтует против Творца.

Рассуждения Ивана таковы: если бог допускает страдания ни в чем не повинных, абсолютно безгрешных существ, значит или Бог несправедлив, неблагостен, или не всемогущ. И от установленной в мировом финале высшей гармонии он отказывается: "Не стоит она слезинки хотя бы одного только… замученного ребенка". Но, "возвращая билет" в Царствие небесное, разочаровавшись в высшей справедливости, Иван делает роковое, алогичное по сути умозаключение: "Все позволено".

И вновь, как и в прежних романах писателя, не укорененная в нравственности и вере свобода мысли превращается в своеволие слова и поступка. Иван подает преступную идею – Смердяков ее осуществляет. Оба в равной степени отцеубийцы.

Давно подмечено, что отцеубийство в романе – это метафора цареубийства. Скрытый романный миф об Эдипе актуализировал политическую злободневность и пророческий импульс романа: через несколько месяцев после публикации был убит Александр II.

Иван и Смердяков ответственны перед собой, людьми и высшими силами, в которые, казалось бы, не верят. Но эти силы, почитаемые людьми как идея Бога или державные законы бытия, осуществляют воздаяние: кончает с собой Смердяков. Величайший грех, недопустимое своеволие с точки зрения ортодоксального христианства у Достоевского – свидетельство пробужденного сознания, парадоксальный знак как раз силы добра. Иван же сходит с ума, он обречен вести спор с Чертом, его "двойником", воплощением собственного демонического начала, "идеала содомского".

И все же интеллектуально-страстные порывы Ивана, желание прояснить философско-этические основы мироустройства символизируют неуспокоенность человеческого духа. Не случайно сквозная для всего творчества Достоевского религиозно-философская проблема теодицеи в художественном мире "Братьев Карамазовых" аллегорически замыкается на имени ветхозаветного Иова. Этот библейский персонаж по-разному оценивается в богословской и философской (экзистенциальной) традициях: как выразитель долготерпения и отчаянного вопрошания бога, Иван акцентирует "диспут" Иова с богом, его резкие вопросы, его дерзание.

По-иному размышляет об Иове старец Зосима. Бога он принимает не как внешнюю силу, а как внутреннее основание человека. Зосима, понимающий силу религиозных сомнений, – сознательный проповедник христианских принципов и идеологии самопожертвования, и еще – проповедник иночества в русском миру. Алеше, мыслившему уйти в монастырь, он завешает преобразовывать жизнь через себя, находясь в миру – в обычном человеческом общежитии.

По-разному определяют исследователи жанровую разновидность "Братьев Карамазовых": роман-трагедия, идеологический, социально-философский роман. Но помимо иных жанровых определений к нему, как и к "Преступлению и наказанию", следует отнести термин полифонический роман, ибо слово автора здесь звучит в хоре равноправных голосов героев, у каждого из которых – свое "слово о мире", своя правда. Даже Смердякова автор наделяет оправдательным мотивом: ведь в убийстве Федора Павловича пусть не возмездие, но месть за Поруганную и униженную мать, за позор своего собственного ложного, межеумочного существования сына-лакея.

Но весь строй голосов романа подводит читателя к выводу, что автор стремится усматривать подлинную правду о мире в позиции старца Зосимы, его ученика Алеши, "русских мальчиков" и всех, тех героев романа, подлинных христиан, кто готов беззаветно служить добру и братской любви. Однако идейно-художественные устремления автора, будучи переведенными на язык религиозной этики, упрощают авторскую позицию, "канонические" формулировки не исчерпывают поставленных и до конца не решенных в романе проблем. Тем не менее, изучение религиозно-философского подтекста, библейских и святоотеческих источников, а также мифологических, архетипических мотивов романа [84]позволяет углубить представление об идейно-эстетической природе "Братьев Карамазовых".

8 июня 1880 г. Достоевский произнес знаменитую "Пушкинскую" речь, которая произвела на современников сильнейшее впечатление. Это произошло на торжествах по случаю открытия памятника А. С. Пушкину в Москве. Зал Московского Благородного собрания (ныне Колонный зал Дома союзов) внимал магистральным идеям Достоевского.

С уважением говорил писатель о "русских скитальцах", желающих счастья "не только для себя, но и всеобщего". Указывал на колоссальное – национальное и мировое – значение творчества Пушкина, его способность "перевоплотиться вполне в чужую национальность", его всемирную отзывчивость. Наконец, в речи прозвучал знаменитый лозунг: "Смирись, гордый человек". Его понимали как наказ следовать христианским заповедям. Но и другой – общественный, объединяющий – смысл этих слов был прояснен в речи Достоевского. Народ и правительство, западники и славянофилы, революционеры и либералы – все призывались к работе на родной ниве.

"Мою речь о Пушкине я приготовил… в самом крайнем духе моих… убеждений", – говорил писатель, переживавший за полгода до смерти необычайный духовный взлет.

Реализм, натуральная школа, эпистолярная жанровая форма, петербургский текст, петербургский миф, мечтатель, "маленький человек", "подпольныйчеловек", герой-идеолог, "скитальцы", фантастика, психологизм, диалогичность, полифонизм, роман-трагедия, идеологический роман, символ, конклав, почвенничество.

1. Как эволюционировал образ "маленького человека" в творчестве Ф. М. Достоевского по сравнению с творчеством А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя?

2. Проследите развитие типов "маленького человека", "подпольного человека", "слабого сердца" и "мечтателя" в творчестве Достоевского. Есть ли у Достоевского характеры, синтезирующие в себе черты разных типов? Есть ли в творчестве Достоевского "чистые" типы кроткой и роковой женщин или эта оппозиция – литературоведческий миф?